— А меня родители о тебе расспрашивали.
Чуть не давлюсь мороженным прямо на ходу.
— В каком контексте? — осторожно пытаюсь прощупать, что это сейчас было.
— Ну-у-у-у, когда мы с тобой сидели в ПЛАЗЕ и ждали этого мудака Колю, нас на фудкорте видели мои родственники по армянской линии, родня бабушки, Подходить постеснялись, у них так не принято.
— Не понял. У кого «у них»? «Они» — это кто? Почему не подошли?
— «Они» — это мы, хе-хе. У меня бабушка — армянка. В честь её мамы — моей прабабушки — назвали меня (я пока не разобрался в местных этносах, потому очень внимательно слушаю). У бабушки есть сестра. У сестры есть внуки, мои троюродные братья и сестры. Одна из сестёр замужем. Вот родственники её мужа нас с тобой и видели.
— Продолжай, — подношу ко рту её руку своей рукой и откусываю ещё мороженного.
— Ну я и говорю, подходить постеснялись. Но видели, как к нам подходил Колька, частично слышали разговор, и видели, как ты отдал деньги. Бабушка обо всём узнала буквально через 5 минут — «спасибо» мобильной связи в 21 веке.
— Кажется, мне пора готовиться эмигрировать? — пытаюсь пошутить. — Я не готов к интересу твоей родни, — откровенно признаюсь.
— Не парься, хе-хе. Бабушка тут же позвонила родителям. Естественно, всё передала. В деталях. Но родители потом увидели, что я пришла вовремя, в нормальном настроении. Что со мной ничего не случилось. Сразу ни о чём расспрашивать не стали, но сегодня спросили, с кем и как надолго иду. Я сказала, что с тобой. Вот они всё сопоставили — и спросили о тебе.
— Не буду спрашивать, что ты им ответила… Что-то это как-то пугающе звучит для моего возраста, — демонстративно делаю круглые испуганные глаза.
— Говорю же — не парься. Мы ж ещё дети, и для них, и вообще.
— Ага, дети — с большими аппаратными возможностями… — бормочу еле слышно, но всё же недостаточно тихо.
— Ой, да не парься ты, я вообще для поддержания разговора это сказала. Моя мама — тоже бывшая спортсменка. Все с детства по разъездам, рано начали жить самостоятельно, все всё понимают, никто никого ни к чему обязать не пытается. У меня очень современные родители. И они очень удивились, когда узнали, что парень из моей команды выручил меня, без оглядки на любые обстоятельства. Тем более, сумма достаточно значительная. Я же тебе не предлагаю с родителями знакомиться, — завершает она в итоге, — просто ляпнула.
— Фух, — облегчённо выдыхаю вслух, после чего мы оба начинаем смеяться, а меня в левое плечо ударяет кулак.
— Кстати, родители уезжают завтра. Я до конца недели у бабушки.
— А тебя почему с собой не берут?
— Не «они не берут». Я сама не еду: не хочу делать перерыв в тренировках. Родители вообще прорабатывают варианты эмиграции в Европу, уже года два. Но мне надо тут доучиться в школе — там это намного дороже. Если всё получится с этим переездом, не понятно, чем мы там жить будем на первых порах. Может быть, вообще моё плавание нас кормить поначалу будет.
— Ничего себе ты ответственная, — автоматически кладу руку ей на талию, она тут же делает шаг ко мне. Чёрт, никак не привыкну к этому пубертатному телу. С его характерными возрастными реакциями. Настолько порой яркими, что очень влияют в физиологическом плане. Где-то даже мешая и раздражая.
НОВАЯ КЛИНИКА, кабинет главврача. За столом — двое мужчин. Девушка в белом халате ставит на стол чайник, пустые чашки и плотно закрывает за собой дверь.
— Серый, надо сказать спасибо твоему Шурику. Был сегодня наш прокурор, вот вручил, — более плотный хозяин кабинета извлекает из стола незапечатанный конверт и запускает его по столу к более высокому астеничному мужчине, сидящему с другой стороны стола, — ваша с Шуриком доля.
Более высокий принимает конверт, заглядывает в него и удивляется:
— Что за прокурор? Это что?
— Твой Шурик убрал же вирусы у Касаевой?
— Это которая на тридцатой неделе, — вспоминает высокий.
— На тридцать первой, не суть. Её муж — начальник четвёртой службы в прокуратуре. Карьера, должность, всё путём, но женился поздно. Жена считай на двадцатку моложе. Любовь и страсть, как в сериале. Поженились за три дня. Первый ребёнок у обоих. А тут — угроза. Первая акушерня, где они на учёте стоят, ничего сделать не могла. Они тупо по всему городу ходили — вдруг кто поможет (в ресурсах то семья не ограничена). Он её хотел за границу послать, но она без него лететь отказалась. Она вообще летать боится, а ему нельзя — сам понимаешь… Они и в кабминовском стационаре были, и в военном госпитале; к нам от безнадёги пришли. А мы всё пофиксили. Со скоростью звука. В конверте — ваша с Шуриком доля, я своё уже сам себе отстегнул: он в одном конверте дал сразу и мне оплату процедур по чеку, и Ваши «бонусы».
— Игорь, это мы с прокурора деньги берём?
— Мда, Серый. Тяжело таким, как ты, — ржёт плотный. — Вот потому мы с тобой по-разному и живём. При том, что ты, как врач, намного сильнее.
— Игорюня, не обжайся, но ты — вообще уже не врач. Ты — функционер, — не удерживается высокий.
— Так я и не спорю. Но именно у меня эти очень немаленькие люди нашли то, что другие большие врачи им дать не могли. По всему городу. Так?
