Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней - [142]
Вывод Айера одинаково направлен и против всякого нетеистического религиозного языка, содержащего метафизические утверждения. Индуистский тезис «Атман есть Брахман» оказывается в одной лодке со всеми классическими теистическими убеждениями.
Несмотря на то, что позитивисты в первую очередь занимались критикой традиционной метафизики, под ее прицел попадали и некоторые континентальные философы, особенно Хайдеггер. Вот метод критики Хайдеггера Карнапом, утверждающим, что хотя язык Хайдеггера и соответствует некоторым синтаксических правилам, с логической точки зрения он является бессмысленным:
Теперь мы разберем несколько примеров метафизических псевдопредложений, в которых особенно отчетливо можно увидеть, что логический синтаксис нарушен, хотя историко-грамматический синтаксис сохраняется. Мы выбрали несколько предложений из одного метафизического учения, которое в настоящее время имеет сильное влияние в Германии[831].
Исследованию должно подлежать только сущее и более – ничто; одно сущее и кроме него – ничто; единственно сущее, и сверх того – ничто. Как обстоит дело с этим Ничто?.. Неужели Ничто имеется только потому, что имеется Нет, т. е. отрицание? Или как раз наоборот? Отрицание и нет имеются только потому, что имеется Ничто?.. Будем утверждать: Ничто первоначальнее, чем Нет и отрицание. Где нам искать Ничто? Как нам найти Ничто?.. Ничто нам известно… Ужасом приоткрывается Ничто… Там, где нас охватил ужас перед чем, из-за чего-то, не было, «собственно» ничего. Так оно и есть: само Ничто как таковое – явилось нам. Как обстоит дело с Ничто? Ничто само ничтожит»[832].
Позитивисты высмеивали проект Хайдеггера. Одной из неприятных насмешек стало уподобление хайдеггеровского понятия Бытия дыханию: бытие как дыхание, только тише[833].
Дискуссия с теистами часто сводилась к явно бессмысленным сравнениям или повествованиям о Боге. Карнап писал о специфическом качестве так называемой «бебичности», а Айер говорил о «дрогулусе», например: «Вот – дрогулус»[834]. Дрогулус – абсурдное, невидимое существо, которое нельзя ни обнаружить, ни последовательно описать. Так, доказательство бессмысленности религиозного языка превратилось в аргумент по аналогии. «Бог» представлялся не более осмысленным, чем «бебик», «дрогулус» или, как в знаменитой дискуссии, невидимый садовник. Энтони Флю сочинил следующую историю:
Однажды в джунглях два путешественника вышли на поляну, на которой росло множество цветов и сорняков. Один из них говорит: «Должно быть, какой-то садовник ухаживает за этой поляной». Другой возражает: «Здесь нет никакого садовника». Итак, они ставят палатку и начинают наблюдать. Однако садовника так и не видно. «Но, возможно, это – невидимый садовник». Тогда они устанавливают изгородь из колючей проволоки. И пускают по ней ток. И обходят поляну с ищейками. (Ведь они помнят, что «человека-невидимку» Герберта Уэллса можно было обнаружить по запаху и потрогать, даже если и нельзя было увидеть). Но криков, означавших бы, что незваного гостя ударило током, не было слышно. И проволока не выдала невидимого альпиниста. И лай ищеек так и не раздался. И все равно это не убедило Верующего. «Здесь есть садовник, невидимый, бестелесный, не чувствительный к ударам током, садовник, у которого нет запаха и который не издает звуков, садовник, приходящий тайно, чтобы ухаживать за своим любимым садом». И в конце концов Скептик отчаивается: «Но что же осталось от твоего исходного допущения? И в чем же польза от твоего невидимого, бестелесного, абсолютно неуловимого садовника по сравнению с воображаемым садовником или же вообще отсутствием такового?»[835]
Здесь проводимая Флю критика теизма сводится к тому, что никакие свидетельства против него не принимаются в расчет. Утверждение, что есть Бог, как и утверждение, что есть невидимый садовник, исчезает в тысячах уточнений.
Притча о невидимом садовнике указывает на аргументы против теизма, которые позднее будут развиты Флю и другими философами.
Имеет ли вообще смысл думать о невидимом садовнике? Разве понятие бестелесного садовника, или Бога, логично не более, чем понятие квадрата с непрямыми углами? Флю, Кай Нильсен, Энтони Кенни и Пол Эдвардс – все они настаивали на том, что понятие «быть человеком», а также наши понятия знания, действия, справедливости и т. п. неразрывно связаны с телесной, материальной жизнью. Нелепо было бы считать, что нематериальное или бестелесное, но все же человеческое или человекоподобное существо возможно. Пол Эдвардс следующим образом формулирует эту критику:
Я не сомневаюсь, что когда большинство людей думает о Боге и его предполагаемой деятельности как в этой, так и в будущей жизни, они смутно представляют, что у него какое-то довольно большое тело. Затем, если нам говорят, что есть Бог, который, скажем, справедлив, благ, добр, любящ, могуществен, мудр, и если (а) очевидно, что эти слова используются в одном из своих обычных значений, и (б) не говорится, что Бог – бесплотный разум, то, на мой взгляд, очевидно, что именно на этом исчерпывается возможность значимых допущений. И не важно, говорят ли нам, что божественные справедливость, милосердие и так далее «безграничны», или же просто, что Бог превосходит человека в этих отношениях. Тем не менее, мне кажется, что все эти слова теряют смысл, если нам говорят, что у Бога нет тела. Всякий, кто думает иначе, по-видимому, подспудно вкладывает в свои образы телесность, даже того не осознавая. Ибо каково бы это было – существовать, скажем, просто без тела? Чтобы быть справедливым, человек должен действовать справедливо – он должен вести себя определенным образом. И редукционистский материализм здесь ни при чем: данный факт – простая эмпирическая истина о том, что мы имеем в виду под «справедливым». Но как можно сделать все это, как можно вести себя подобающим образом без тела? То же самое касается и других божественных атрибутов
