Договориться с тенью - [44]

Всё произошло так неожиданно и быстро, что Павел только теперь осознал, что сделал. Он стоял со столбиком в руках и смотрел на убитую им овчарку. Мгновенно в его памяти всплыла другая картинка: его Дина, как две капли воды похожая на эту собаку, лежит на боку, и петля намертво затянута на её шее. Он отшвырнул столбик (орудие убийства!) и посмотрел на свои ладони. Ему нестерпимо захотелось вымыть руки, как будто они были по локоть в крови. И тут вспомнил хироманта и его пророчество: «На ваших ладонях знак убийцы».

«Что же, пусть так. Всё же лучше, чем человека», — прошептал он, глядя на издохшего пса.

Павел поднял голову и посмотрел на стоявшего вдали Германа. Даже издали было заметно, как исказила красивые черты его лица гримаса испуга. Он пытался набрать на телефонной трубке номер полиции — 110, но дрожащие пальцы не слушались и не попадали на нужные цифры.

Павел повернулся и пошёл по направлению к выходу. Его тошнило. Он чувствовал невероятную усталость и опустошение. Ему ничего не хотелось: ни ненавидеть, ни мстить, ни любить. Его зверь сделал своё дело и исчез. Может, уснул, а может, покинул его навсегда. Кто знает?

Павел долго гулял вдоль реки Изар, иногда останавливаясь, вглядываясь в мутную после продолжительных ливней воду. Уже неделю Европу заливали дожди. Потом увидел одиноко кружившую на волнах между листьями и ветками, испуганную, маленькую черную уточку и почувствовал себя таким же одиноким, как она, плывущим непонятно куда и зачем по волнам непутёвой своей жизни.

21

Герман брезгливо оттолкнул ногой скулящую овчарку и вошёл в дом.

«Чёрт возьми, где я возьму ему Софию? Почему этот сумасшедший решил, что она здесь, в моём доме? И эта чёртова кукла не отвечает на звонки! Последний e-mail я получил от неё неделю назад».

Герман вошёл в ванную комнату, ополоснул лицо холодной водой, налил в стакан воду из крана, выпил жадными глотками и задумался, глядя на своё отражение в зеркале.

Он был недоволен собой. Хорошо, что не было свидетелей его фиаско и незваный гость не рассмеялся ему в лицо, увидев его испуг. Обычно так делал он сам с юного возраста. Его экзальтированная, слишком нежная мать с детства отмечала радость сына, вызванную чужим несчастьем. Она очень расстраивалась и пыталась объяснить своему мальчику, что неприлично смеяться над другом, упавшим с велосипеда и разбившим колени до крови. Позже начитанный Герман отвечал ей: «Смех — это древний рык превосходства над соперником. Так утверждал Платон». Мама, родившая единственного, долгожданного, позднего ребёнка, была искренне убеждена, что её сын гений и с младых ногтей внушила ему это. Она читала ему сказки уже с первых дней его появления на свет.

Когда ему было четыре года и Герман, заинтересовавшись чёрно-белыми рядами блестящих клавиш фортепиано, случайно извлёк какой-то звук, похожий на мелодию, мать вдруг решила, что родила второго Моцарта! Она фанатично верила: в сыне дремлет талант композитора — и настойчиво пыталась этот талант разбудить. Мать регулярно таскала юное дарование на концерты в Мюнхенскую филармонию и в Marionettentheater — малую сцену для больших опер вечером. Всё было тщетно. Его талант, если он и был, надолго впал в летаргический сон и просыпаться не собирался.

Тогда мать начала водить его в Старую Пинакотеку — знаменитую на весь мир картинную галерею Мюнхена, где были собраны коллекции герцогов, курфюрстов и королей. Мать с сыном посещали художественные выставки, коих было не счесть в городе. И со временем её гениальный малыш стал-таки малевать! Его акварели были развешаны по всем стенам дома и загородной виллы. Мама решила, что доминантные гены его деда перешли к внуку. Он будет великим художником! Их домашняя библиотека была завалена альбомами шедевров мирового искусства, а по воскресеньям мама вывозила сына то на выставку, то в очередной художественный музей, то в Нюрнберг в дом-музей Дюрера — напитаться атмосферой и энергией великого художника.

Сначала Герман и сам верил в свою гениальность, в свой талант художника. Когда в четвертом классе реальной школы предстояло традиционное разделение учеников на перспективных — тех, кто пойдёт учиться в гимназию, и бесперспективных — кто останется учиться в школе, Герман даже не сомневался: он не один из лучших — он лучший! Но к моменту окончания гимназии он открыл о себе правду и возненавидел свою мать. Она продолжала рассказывать всем, что её сын будет великим художником, а Герман уже решил про себя, что никогда в своей жизни не возьмёт в руки кисть. У него так же, как и Адольфа Гитлера в своё время, получались вполне сносные акварельные пейзажи, но ему совершенно не давался портрет. Он не хотел повторять ошибку Адольфа, который дважды пытался поступить в Венскую художественную академию и дважды проваливался. Впрочем, это сходство с Гитлером несколько успокоило Германа и дало ему возможность думать о себе, как об избранном.

Не слишком долго выбирал он свою будущую профессию. После окончания гимназии Герман без труда поступил на юридический факультет одного из старейших Баварских университетов — имени Людвига Богатого и Короля Максимилиана. Герман никому и никогда не говорил, почему остановился именно на этом университете, однако проблему выбора он решил для себя тотчас, как узнал, что среди учёных, работавших в этом университете, насчитывается добрая дюжина лауреатов Нобелевской премии. Признано, что именно этот университет готовит лучших юристов в стране. А его педагоги и научные школы ценимы во всём мире.