* * *
Жила-была на свете корова. Звали её Серафима. У неё были большие добрые глаза и большое сердце. Всё остальное было, как у всех коров. Так повелось практически с младых копыт – Серафима не могла говорить слово «нет», и поэтому у неё было много друзей. Когда друзьям нужна была помощь, они шли к Серафиме. Всегда знали, что корова снимет с копыт единственные сабо или модную футболку, если подруге именно это позарез нужно.
Как только Серафима подошла к репродуктивному периоду, вокруг неё стали увиваться молодые бычки. Среди них были и сильные, и смелые, но Серафима по доброте душевной выбрала не самого сильного, а совсем наоборот. Глупая корова ответила «да» застенчивому маменькиному сынку, который предложил ей свои рога и копыта вместе с бычьей любовью «до гробовой (вернее, до разделочной) доски». От волнения бык даже своё «м-м-м-у!» в присутствии любимой произносил, заикаясь. Видимо, это и сыграло решающую роль в выборе наречённого. Серафима ответила «да», и бычок переехал в её уютный хлев.
Глупая корова оказалась на все копыта мастерицей: и в хлеву приберёт, и вкусный борщ с пампушками сварит, и сошьёт, и свяжет, и танцы народов мира спляшет. А уж какой любвеобильной и заботливой оказалась корова! Возле неё, словно возле батарейки органайзер, заряжался муженёк. Через положенное природой время у них родилась очаровательная тёлочка. Всё свободное время корова стала посвящать малышке Матрёне, а наш полигамный бычок стал тем временем за соседний плетень заглядываться.
Очаровательная Матрёна росла не по дням, а по часам и требовала от матери всё больше любви и молока. Шло время, и однажды Серафима обнаружила, что ровесники её дочурки уже щиплют травку на лужайке и заметают хвостами хлев, помогая родителям, а её Матрёна ни хвостом махнуть, ни копытом шевельнуть, траву и ту щипать самостоятельно не желает. Как проголодается, припадает к материнскому вымени, насосётся – и на диван. К тому же со временем научилась процент жирности высчитывать и критиковать мамашу за низкий удой.
Долго ли, коротко ли, подросла Матрёна. Лежит часами в своей спальне с глянцевым журналом в копытцах и с завистью разглядывает фото знаменитых тёлочек, вздыхая и мечтая: «Вот бы и мне так!»
А Серафима тем временем мечется то по дому, то в огороде. Иногда заскочит к дочурке в спальню, укоризненно вздохнёт, оторвёт Матрёну от сладких мечтаний глупыми коровьими вопросами об экзаменах или о грядущей сессии в институте. «Да иди ты!» – отмахнётся хвостом Матрёна от матери, как от назойливой мухи. И, украдкой смахнув слезу с длинных коровьих ресниц, пойдёт Серафима на кухню пироги печь или в огород баклажаны выращивать.
Некому Матрену поучить: у матери мягкий характер, а отец постоянно в командировках – на дальних полях лаванду косит, дома появляется редко, но всегда на крутых иномарках, да ещё с мигалкой на крыше. Что и говорить, любит «побыковать» – проехать на скорости по деревенской дороге, пыль в глаза пустить соседским быкам да баранам. Зато хозяин отменный, приезжает всегда с подарками: то плазменный телевизор Серафиме в кухне установит, то джакузи обновит. А после ещё дальше уедет свою лаванду косить, ведь на ближайших-то полях всё скошено.
Серафима летом домашней работой, огородом загружается, а зимними долгими вечерами умные книжки читает для духовного развития да иностранный язык изучает по самоучителю. Неинтересно ей в одиночестве свою жвачку жевать или с соседками подрастающих тёлочек обсуждать на скамейке.
Как-то звёздной ночью перед Рождеством «накропала» корова сонет! И такой он получился удачный, что вся деревня стала им зачитываться, из хлева в хлев передавать. Даже глянцевый журнал в новогоднем выпуске напечатал на своей странице отрывок из сонета и фото Серафимы!
Увидев мамино фото в журнале, Матрёна удивилась и возмутилась, выдвинув маме предъяву:
– Почему же ты без меня сфотографировалась?
Серафима растерялась и почувствовала себя очень виноватой перед дочуркой.
Заплакала Матрёна, запричитала:
– Ах, я сирота, никто меня не любит! Никому я не нужна!
Открыла медицинскую аптечку, сгребла демонстративно все таблетки в копытце. И ускакала в спальню, громко хлопнув дверью и пригрозив:
– Вот отравлю себя – будешь знать!
Испугалась Серафима, ворвалась к дочери, вырвала у неё из копыт таблетки, к груди дочкину головушку прижала, слезами облила:
– Прости меня, глупую корову, доченька! Завтра же напечатает журнал твою фотографию. Да что там одну! Фотосессию тебе организую. Пусть все увидят, какая у меня дочурка выросла – умница, красавица.
Сказано – сделано. Уже в следующем номере журнала шесть страниц были посвящены тёлочке Матрёне! Неделю Матрёна не расставалась с журналом, даже спала с ним. В каждом более или менее приличном хлеву народ узнал про неё. Тёлка довольна, да и Серафима тоже: хоть какое-то время без претензий дочери любимым делом спокойно можно заняться.
Да недолго длилась идиллия. Вышел следующий номер журнала, а на обложке в модном сарафане фирмы «Ричмонд», оголив до сосков вымя, соседская тёлка Марта красуется!
Разгневалась Матрёна, вошла в комнату Серафимы чернее тучи:
![В долине смертной тени [Эпидемия]](/storage/book-covers/20/20b59336dc28de47dc7a206b6ad9ee6ea45788bb.jpg)