Дочь степи. Глубокие корни - [38]

XLIV

Девушка была предупреждена заранее. Айбала должна была приглядываться к северному берегу озера и, если заметит в камышах коней, пойти разузнать и сообщить Карлыгач-Слу.

Но сегодня вечером было особенно много хлопот.

Об избиении Джолконбая и о причине этого избиения каким-то образом стало известно в джайляу Якты-Куль. Янгырбай воспользовался случаем поднять шум на всю степь: «Людей избивают, под суд отдать их надо!» Слух об этом еще более распалил батрака. Наконец в это дело вмешалась байбича и сказала джигиту:

— Свадьбу и все хлопоты беру на себя. С баем ездить на базар некому. Наступила пора сенокоса, жатвы. Трудно найти человека, умеющего управлять машинами. Обиду ты проглоти, оставайся. А желание твое мы исполним.

Вдовушка хоть и грозилась парню выйти за другого, но угрозы не исполнила. На следующий день предстояла поездка на базар, поэтому решили со сватовством не медлить. Умыли полоумную старуху, одели в чистое платье, голову покрыли покрывалом и как родственницу Джолконбая послали свахой. Но поручить все дело одной ей не решились: побоялись, как бы она сдуру чего не напутала. В провожатые ей дали Айбалу. Запрягли телегу, посадили голопузого мальчишку кучером, обрядив предварительно в рубаху, и втроем поехали к вдове.

Вдову уговаривать не пришлось.

— По сердцу пришелся мне этот силач. Три года ждала его, — согласилась она.

Оставалось только доставить ей обещанный скот и сыграть свадьбу. Наконец, уже под вечер, Айбала освободилась от этих хлопот, но ее снова позвала байбича:

— Завтра Сарсембай поедет на базар. Нужно приготовиться. Помоги мне, голубушка.

Молодуха возразить не смела и стала помогать Алтын-Чач. И лишь поздним вечером, когда тукал выложила на блюдо мясо из котла и мужчины, помыв руки, сели за табн, Айбала смогла вырваться к себе. Не успела она оглядеться в своей юрте, как тонкий слух ее различил конский топот, доносившийся с озера. Она приложила ухо к земле. Ни звука.

Айбала поняла, в чем дело, побежала к камышам. Там под прикрытием, насторожив уши, стояли оседланные кони. Около них мелькали малахаи. Поигрывая плеткой, подошел Арсланбай.

— Слышали, как бранятся байбича Алтын-Чач и Бирем-эке? Но иного выбора у нас нет. Мы ждем.

Торопливо пересекла Айбала кутан, вошла в белую юрту и видит — сидят мать с дочерью и, мирно беседуя, едят из общего блюда жирное мясо. Молодуха слова сказать не смогла, но взглядом одним объяснила девушке все. Байбича, по обычаю, предложила молодухе разделить трапезу. Карлыгач-Слу, боясь, как бы Айбала видом или голосом не выдала тайны, обратилась к ней:

— Милая, подай, пожалуйста, полотенце.

Женщина немного успокоилась, подала полотенце, села, проглотила несколько кусков мяса. Девушка вытерла руки и, нарушая обычай, не дожидаясь старших, встала, оделась, взяла кумган, окинула взглядом юрту и вышла.

Так покидала она семью, в которой выросла, так избавлялась от ненавистного Калтая и дорогих родителей, готовящихся после пышной свадьбы проводить ее в дом нелюбимого.

XLV

В большой и белой юртах продолжали есть мясо. Карлыгач-Слу поставила кумган на землю и осторожно, боязливо направилась к камышам. Было темно, луна не светила. Тело девушки горело как в огне, в висках стучало. Но раздумывать было некогда.

Озеро встретило приветливым блеском. Впереди, как тонкие деревца, вырисовывались камыши. Оттуда послышался конский храп. Испугавшись чего-то, взвилась утиная стая. До слуха долетел чей-то голос. Мелькнули малахаи. Девушка все шла. Один из малахаев двинулся навстречу, и через секунду Карлыгач-Слу была в крепких объятиях, почувствовала поцелуи на лице, на глазах, услышала торопливый шепот:

— Милая, скорей!

Сильные руки обхватили за талию и усадили в седло. В одно мгновение джигиты были на конях. Пять жеребцов, будто чуя погоню, мчались во весь дух. Спустя некоторое время Арсланбай, придержав коня, повернулся к девушке:

— Милая, мы вне опасности. В джайляу Кзыл-Ком не найдется моим коням соперников.

Тучи рассеялись. Серебристое сияние луны разливалось по степи, успокаивало.

Конь одного из джигитов, очевидно, попал ногой в нору суслика, споткнулся и рухнул, седок перелетел через его голову и шлепнулся на землю. Но не успели остальные разобрать, в чем дело, как конь поднялся на ноги, джигит вскочил в седло и помчался дальше. Случай этот всех позабавил. Звонко рассмеялась Карлыгач-Слу. Молчание было нарушено. Посыпались шутки, смех.

На востоке еле намечалась заря, когда они, приехав в джайляу Яман-Чуль, остановились позади большой белой юрты. Коней привязали не расседлывая. Джигиты остались около юрты, решив не расходиться, пока не проснется народ.

— Карлыгач-Слу, да будет приезд твой счастливым! — пожелали они.

Девушка и джигит, теперь муж и жена, вошли в юрту.

Джайляу Яман-Чуль проснулся с новостью:

— Арсланбай прошлой ночью похитил дочь Сарсембая Карлыгач-Слу.

Первой узнала об этом работница. Она испуганно рассказала пастуху, потом батраку. В несколько минут новость облетела все джайляу. А когда Карлыгач-Слу, как обыкновенная молодуха, накрывшись покрывалом, с ведром в руке, вышли с сестрой Арсланбая доить кобылиц, все кругом было полно ликования. Старухи, пожилые женщины подходили и гладили ее по плечу.