Дочь степи. Глубокие корни - [101]
Голос Хасанова оборвался, на глазах выступили слезы. Не проронив больше ни звука, опустился он на скамью.
После него заговорил Ахми:
— Что же мне сказать? Напоили… Это и погубило… Пугали, что для нас не осталось светлых дней… Нам что! Мы темные, как слепые…
Ахми неожиданно всхлипнул, закрыл лицо руками и громко, жалобно зарыдал.
Ему дали воды, усадили. Постепенно Ахми утих.
Последнее слово Иванова свелось к самобичеванию:
— На моих глазах лежала пелена, остаток прошлого. Эта трагедия помогла мне сбросить ее. Я не прошу ни милости, ни снисхождения. Отдаю себя в руки справедливого суда.
Гимадий очень хотел произнести большую, интересную речь, но не смог подыскать нужных слов, нанизать их как следует.
— Не умею я говорить, — начал он. — Скажу только одно. Был у меня отец. Двадцать лет жил он в Сибири. Он, покойник, рассказывал: «Есть в Сибири дремучие леса. Встречаются в них топи. Покрыты они сочной зеленью, но беда, кто ступит на них! Затянет, засосет топь, и нет тебе спасения. Медленно погружается в топь человек, пока не сомкнется она над головой несчастного». Так и я. Валий пугал меня, говорил, что Фахри выкинет нас на старости лет на улицу. Все мозги иссушил мне! Но все же я не велел Ахми убивать его, а просил только попугать немного. А он спьяна прикончил Фахри… Я спрятал труп в овраг Яманкул, подбросил шкворень, наговорил на Садыка… Так вот засосала меня топь. Если суд ради бедности и невежества простит меня на первый раз, я даю клятву весь остаток своей жизни употребить на пользу Советов.
Умолк старик, понурился. Следом за ним поднялся Салахеев. Он был похож не на обвиняемого, желающего оправдаться перед судом, а на человека, готового ринуться в бой со всем миром.
— Смотри, как распетушился! — подтолкнула Нагима Айшу.
Тем временем Салахеев заговорил:
— У меня вины нет, есть только ошибка. На борьбу Фахри и Валия Хасанова я смотрел как на личную вражду. Я не смог понять, что это есть классовая борьба в деревне. Как-то Фахри мне сказал: «Вернувшись в город, скажи, чтобы эту собаку, лежащую в совхозе, убрали». Я ему ответил: «Сколько есть таких спецов-татар? Или ты их живьем съесть хочешь?» Фахри усмехнулся. «Хорош спец! Надо — так я сам сотню таких наделаю тебе из глины». В городе то же твердили и кочегар и Гайнетдинов. Я всех их победил. Вот эта победа была моей ошибкой.
Далее Салахеев перешел на показания Александры Сигизмундовны:
— Все это чистейшая ложь. Бесстыдная, наглая ложь! Когда в девятнадцатом году я работал в Чека, эта женщина пришла ко мне. Она заливалась слезами, упала передо мной на колени, молила: «Я на все согласна! Сделаю все, что хочешь, только спаси Казимира!» Я прогнал ее. Она пришла снова, снова стала умолять меня, прельщать своей молодостью, красотой. Дала понять, что готова стать моей любовницей. Я сказал ей: «Чека не место, где торгуют женским телом. Если вы еще раз явитесь ко мне с таким предложением, я расстреляю вас рядом с вашим Казимиром». В тот же день я отдал приказ о расстреле ее мужа. Теперь эта змея мстит мне, наговаривает на меня всякие небылицы. Ее отец был прежде юрисконсультом Валия Хасанова. Они были близкими знакомыми. Она погубила Иванова, хочет погубить и меня…
Долго говорил Салахеев, а под конец сказал:
— Твердо верю — меня оправдают. Меня должны оправдать. Если меня обвинят, это будет судебной ошибкой.
На этом кончились последние слова обвиняемых.
Председатель объявил судебное следствие законченным. Суд удалился на совещание.
Публика разбрелась по коридорам и лестницам.
L
Спустились сумерки. Наступил вечер. Мариам-бикя с трудом поднялась с постели. Еле передвигая ноги, опираясь на сына, потащилась она к высокому желтому зданию, чтобы услышать о судьбе мужа.
Требование прокурора о наказании обвиняемых облетело весь город, проникло во все дома, всколыхнуло все слои общества. Народ беспрерывным потоком потянулся в зал, наполнил его до отказа, до последнего предела.
Когда Мариам-бикя вошла в зал, председатель суда неожиданно сильным для его больной груди голосом читал приговор.
Не дыша, в мертвой тишине слушал зал торжественные, грозные слова.
Мертвенно бледная Мариам-бикя опустилась на скамейку и застыла без движения. Страх Мустафы исчез. С изумительной отчетливостью слышал он каждый звук. Каждое слово председателя вонзалось в его мозг, как раскаленный гвоздь.
Трехлетнее и шестилетнее заключение, к которым были приговорены Ахми и Гимадий, Иванов и Салахеев, показалось ему счастьем.
Теперь ему был ясен приговор, ожидавший его отца.
Слова председателя «к высшей мере социальной защиты» встали перед ним непреклонные. Смерть!.. Подавив готовый вырваться крик, Мустафа наклонился над матерью.
Суд кончился. Все стали медленно расходиться.
Ахми, Иванов и Гимадий покорно склонили головы перед своей участью. Салахеев, недовольный, возбужденный, решил тут же обратиться в Верховный суд.
Старый адвокат Арджанов сделал последнюю попытку — послал в ВЦИК ходатайство о помиловании.
Через несколько дней пришел ответ — ходатайство было отклонено.
…Темной ночью Валия Хасанова расстреляли. И когда сровняли землю над его могилой, из-за гор блеснул первый луч зари. Над широкой Волгой поднялось яркое, сияющее солнце.
Творчество немецкого советского писателя Алекса Дебольски знакомо русскому читателю по романам «Туман», «Такое долгое лето, «Истина стоит жизни», а также книге очерков «От Белого моря до Черного». В новый сборник А. Дебольски вошли рассказы, написанные им в 50-е — 80-е годы. Ведущие темы рассказов — становление характера молодого человека, верность долгу, бескорыстная готовность помочь товарищу в беде, разоблачение порочной системы отношений в буржуазном мире.
Действие романа Владимира Дмитриевича Фоменко «Память земли» относится к началу 50-х годов, ко времени строительства Волго-Донского канала. Основные сюжетные линии произведения и судьбы его персонажей — Любы Фрянсковой, Настасьи Щепетковой, Голубова, Конкина, Голикова, Орлова и других — определены необходимостью переселения на новые земли донских станиц и хуторов, расположенных на территории будущего Цимлянского моря. Резкий перелом в привычном, устоявшемся укладе бытия обнажает истинную сущность многих человеческих характеров, от рядового колхозника до руководителя района.
Чувашский писатель Владимир Ухли известен русскому читателю как автор повести «Альдук» и ряда рассказов. Новое произведение писателя, роман «Шургельцы», как и все его произведения, посвящен современной чувашской деревне. Действие романа охватывает 1952—1953 годы. Автор рассказывает о колхозе «Знамя коммунизма». Туда возвращается из армии молодой парень Ванюш Ерусланов. Его назначают заведующим фермой, но работать ему мешают председатель колхоза Шихранов и его компания. После XX съезда партии Шихранова устраняют от руководства и председателем становится парторг Салмин.
Жанна Владимировна Гаузнер (1912—1962) — ленинградская писательница, автор романов и повестей «Париж — веселый город», «Вот мы и дома», «Я увижу Москву», «Мальчик и небо», «Конец фильма». Отличительная черта творчества Жанны Гаузнер — пристальное внимание к судьбам людей, к их горестям и радостям. В повести «Париж — веселый город», во многом автобиографической, писательница показала трагедию западного мира, одиночество и духовный кризис его художественной интеллигенции. В повести «Мальчик и небо» рассказана история испанского ребенка, который обрел в нашей стране новую родину и новую семью. «Конец фильма» — последняя работа Ж. Гаузнер, опубликованная уже после ее смерти.
В повести «Окна, открытые настежь» (на украинском языке — «Свежий воздух для матери») живут и действуют наши современники, советские люди, рабочие большого завода и прежде всего молодежь. В этой повести, сюжет которой ограничен рамками одной семьи, семьи инженера-строителя, автор разрешает тему формирования и становления характера молодого человека нашего времени. С резкого расхождения во взглядах главы семьи с приемным сыном и начинается семейный конфликт, который в дальнейшем все яснее определяется как конфликт большого общественного звучания. Перед читателем проходит целый ряд активных строителей коммунистического будущего.
Русский солдат нигде не пропадет! Занесла ратная судьба во Францию — и воевать будет с честью, и в мирной жизни в грязь лицом не ударит!