Дочь предателя - [43]
Тощая вереница ручейком перетекла через дорогу и возле второго (или третьего?) от угла дома, где оказалась еще одна троллейбусная остановка, свернулась и замерла.
Мне остановка была ни к чему, я по-прежнему не собиралась никуда ехать. Не замерзла — нечего деньги тратить. Буду идти и идти — на ходу согреюсь и, может быть, что-нибудь придумаю. Я шла и шла. Улица была безлюдная, длинная; показалась тогда бесконечной. Несколько человек — не группой, каждый сам по себе, прошли быстрым шагом к «Лермонтовской». И все, никого больше не было вокруг. Шагов еще через тридцать улица кончилась. Из-за угла справа подул ветер. Я посмотрела в ту сторону, увидела широкий подъезд, пологую лестницу, подошла и села под фонарем на ступеньку, под прикрытием каменного постамента. Никаких умных мыслей на ходу в голову не пришло. И когда я спряталась там от ветра, тоже ничего не приходило. Я сидела у подножия здания, огромного, как пирамида, смотрела на пустое Садовое кольцо и думала совсем не о том, о чем нужно: то про Владика — какой он все-таки умный, то про Вениамина, который даром что младше, всегда точно знает, что делать, — жалела о том, что мы с Женькой не догадались вместе сбежать из распределителя. «Если бы сбежали с ним, не сидела бы я тут, — вяло думала я. — А если бы удрали с Владиком, он вообще, наверное, отвел бы меня к Люське в ее общежитие, даром, что ли, он ей брат». Я вдруг представила себе, как мы с ним вдвоем (с Владиком, а не с Женькой) шагаем вдоль длинного зеленого забора, какой был у нас в Коммунхозе возле общежития для молодежи... Забор из крепких досок, над забором свисают ветки яблони… или нет, лучше вишни… ветки вишни со спелыми, крупными ягодами. А еще лучше — мы с Женькой, и Вениамином, и Борькой, сбежали, не доехав до Калинина, пока взрослые спали, и пес Марс ничего нам не сделал. И теперь мы идем, не знаю куда, мне все равно куда. В заборе вдруг появляется калитка, мы стучимся. Калитка не заперта, сама собой открывается. За ней стоит сердитая тетя Катя… Видимо, я совсем начала клевать носом. Я услышала, как она говорит: «Здесь не сидят».
Я подняла голову и увидела Клавдию Васильевну.
— О чем ты думала? — скажет ей вечером взрослый сын, когда она приведет меня домой, в коммунальную квартиру на улице им. Маши Порываевой.
Она не станет оправдываться. Не скажет, что решила всего лишь дать девочке возможность согреться. Не сразу и поняла, что идти ей некуда. Вероятно, от кого-то сбежала. Достаточно посмотреть на эти старые синяки на скуле и на подбородке. Как объяснить, что невозможно выгнать на улицу в холод ребенка, который сидит у тебя целый день, пьет чай из твоей кружки и ждет, когда ты скажешь: все, хватит, иди на все четыре стороны.
Сын закатывал глаза, вертел, не глядя на меня, головой. Расстегивал ворот рубашки, будто ему было душно.
— Я отведу ее в милицию.
— Не отведешь.
— Мама!
— Что «мама»? Поживет немного у нас, потом что-нибудь придумаем.
При этих словах я даже вздрогнула — то же самое, почти слово в слово, сказала бабушка Владика. А я ей не написала.
Два дня стоял ор — вернее, два вечера, когда все сходились после работы. Сын с женой желали добиться правды: откуда я взялась, почему одна, почему в бегах. Про документы спросил только раз:
— Украла?
Я мотнула головой. Он почему-то отстал.
Я держалась новой легенды: из своей деревни уехали с отцом после смерти матери, я там ничего не помню, дело было давно, с тех пор катались с отцом по шабашкам. Пригодились рассказы новеньких, еще больше — «Судьба человека». Я так и видела — как Сергей Бондарчук, со мной за руку, стоит у дороги в ожидании попутки. Да, ездили вместе, жили
В книгу вошли повести и рассказы о Великой Отечественной войне, о том, как сложились судьбы героев в мирное время. Автор рассказывает о битве под Москвой, обороне Таллина, о боях на Карельском перешейке.
Девятнадцатилетний Фёдор Кумарин живёт в небольшом сибирском городке. Он учится в провинциальном университете, страдает бессонницей, медленно теряет интерес к жизни. Фёдор думает, что вокруг него и в нём самом существует лишь пустота. Он кажется себе ребёнком, который никак не может повзрослеть, живёт в выдуманном мире и боится из него выходить. Но вдруг в жизни Фёдора появляется девушка Алиса, способная спасти его от пустоты и безумия.
В повести «Ана Ананас» показан Гамбург, каким я его запомнил лучше всего. Я увидел Репербан задолго до того, как там появились кофейни и бургер-кинги. Девочка, которую зовут Ана Ананас, существует на самом деле. Сейчас ей должно быть около тридцати, она работает в службе для бездомных. Она часто жалуется, что мифы старого Гамбурга портятся, как открытая банка селёдки. Хотя нынешний Репербан мало чем отличается от старого. Дети по-прежнему продают «хашиш», а Бармалеи курят табак со смородиной.
Учительница английского языка приехала в США и случайно вышла замуж за три недели. Неунывающая Зоя весело рассказывает о тех трудностях и приключениях, что ей пришлось пережить в Америке. Заодно с рассказами подучите некоторые слова и выражения, которые автор узнала уже в Калифорнии. Книга читается на одном дыхании. «Как с подружкой поговорила» – написала работница Минского центра по иммиграции о книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…