Дочь предателя - [34]
После стали передавать прогноз погоды.
— Так ты… не Лара… — наконец, сказал Владик.
Я молчала.
— Ты мне...
— Это нечаянно вышло!
Он посмотрел на меня с прищуром.
— Чего еще наврала?
Я молчала.
Я наврала все.
Владик тоже молчал.
— Ты… — наконец начал он, и тут на пороге комнаты появилась бабушка Тоня.
— Лара, — сказала она мне спокойным голосом, — дай-ка мне твой лоб.
Она приложила ладонь к моему лбу.
— Бабушка, — сказал Владик.
— Она все-таки простудилась, — сказала бабушка Тоня. — Завтра останешься дома. Главное, не разболеться. Владик, зайди к ней в класс, принесешь ей домашние задания. С остальным позже разберемся. А сейчас тебе пора к маме за стиркой.
Она вышла из комнаты.
— Витька прав, — сказал Владик. — Тебе нужно бежать.
Витька появился еще раз без десяти восемь. Бабушка Тоня поздним визитом была недовольна, но на минутку впустила. Витька к тому факту, что я оказалась не Лара, отнесся спокойно, назвав это нормальным подпольным псевдонимом. Вопрос был исчерпан. После чего мы оперативно обсудили план дальнейших действий. Споров на этот раз не было. Я лишь заикнулась против чужого свидетельства, посчитав это предприятие бессмысленным и опасным — мало ли, в самом деле обыщут.
— Выбросишь, когда доедешь, — сказал Владик. — А вот при посадке или в поезде при проверке билетов могут попросить документ.
— Не хватало еще, чтобы тебя на вокзале зацапали, — поддакнул Витька.
— Отдать велосипед за то, чтобы сесть в поезд? — возмутилась я. Впрочем, упираться не стала: всего сутки назад сама боялась выйти из дома — вдруг попросят документик.
— Свобода дороже, — ответил Владик.
В этот момент он был похож на Фиделя, хоть и со светлыми волосами.
* * *
Перед сном я дочитывала «Титанов», лежа в постели бабушки Тони, которая уступила мне ее еще разок на случай, мало ли, я все-таки простудилась. Я точно знала, что не простудилась, но спорить не стала. Себе она постелила на диване у стенки напротив. Я читала последний в книжке миф — о Ехидне, — под боком у меня лежал медведь, маленький, серый. Я углядела его внизу на этажерке и взяла со спросом (а куклу так и не тронула). Бабушка Тоня тем временем что-то поперекладывала в шкафу, что-то поискала в комоде, после ушла в кухню. Я же, закончив читать, положила книжку на стол, встала, погасила свет и снова легла. И лежала, разглядывая тени на потолке, слушая тихую музыку, доносившуюся из радио в кухне, и думала о непонятной, совершенно, на мой взгляд, бессмысленной подлости жестоких богов, которые и так-то получили все, что хотели, но этого им показалось мало, и они погубили прекрасную Ехидну, превратив в уродину. Но даже этого им было мало, они еще и оболгали ее на веки вечные. Может быть, из-за этих мыслей я долго не могла уснуть, а едва задремала, с медведем под щекой, как приснился Томик, от чего я как-то мгновенно проснулась и даже села в постели. Я сказала Томику: потерпи, я же вернусь. После чего улеглась поудобнее и принялась мечтать и рассказывать Томику, как мы с ним заживем. Я говорила ему, как всего-то через полтора класса вернусь, поселюсь в общежитии, и тогда дядя Костя отпустит его жить ко мне. Мы с ним сами будем бегать в магазин и покупать колбасу на мою стипендию. Потом я нарисовала себе картину, которая мне понравилась больше первой: как на первых же зимних каникулах, всего-то через полтора месяца они все приедут ко мне в Ленинград (вместе с Томиком) — вот они выходят из вагона, вот я их встречаю…
В прихожей стукнула входная дверь, зажегся свет. Я услышала шаги бабушки Тони. Это забежал домой на минутку отец Владика. Он принес зарплату.
— Спасибо, — сказала она. — Как мама?
— Плохо. Пытаюсь договориться о больнице, чтобы Наде полегче. Предлагают место в коридоре. Как они себе это представляют?..
— Тише, дети спят.
— Послезавтра вернется Голубев, — перешел он на громкий шепот. — Голубев что-нибудь придумает. Теперь расскажи, что тут у вас происходит. Кого это вы подобрали?
Ее слов я не разобрала.
— Ладно, — сказал он. — Потерпи несколько дней. Устрою маму и все выясню.
Я вспомнила, что он завотделом в РОНО. Да, он выяснит. Все понятно.
* * *
На следующее утро мы действовали по плану. На воскресный рынок бабушка Тоня ушла одна, так как я считалась простуженной. Владик дождался, пока ее спина исчезнет в проезде, достал из кладовки подростковый велосипед, а заодно потертый волейбольный мяч. «Мяч-то зачем?» — спросила я, мяч был тоже ценность. Владик отмахнулся. Взял мяч под мышку, другой рукой вскинул на плечо велосипед и велел запереть за ним дверь.
Я заперла и пошла собираться.
Из двух платьев выбрала второе, оно было немаркое. Темно-синее, из ткани, которой сейчас уже никто и не помнит — из шерстяного штапеля, — в тонкую-претонкую, еле заметную клетку из темно-красных и темно-зеленых полос. Чтобы их разглядеть, нужно было подойти совсем близко, а с пяти шагов перед зеркалом в створке платяного шкафа, который стоял в коридорчике, они сливались в один, игравший оттенками, переливающийся неясный цвет. Я погладила ткань ладонью. На ощупь полоски были как вышитые.
Пионерский значок Владика я положила на середину стола.
Прямо в центре небольшого города растет бесконечный Лес, на который никто не обращает внимания. В Лесу живет загадочная принцесса, которая не умеет читать и считать, но зато умеет быстро бегать, запасать грибы на зиму и останавливать время. Глубоко на дне Океана покоятся гигантские дома из стекла, но знает о них только один одаренный мальчик, навечно запертый в своей комнате честолюбивой матерью. В городском управлении коридоры длиннее любой улицы, и по ним идут занятые люди в костюмах, несущие с собой бессмысленные законы.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).