Дочь Дома - [56]

— Да. У нас зимой довольно много работы. Нам не до суматохи.

— Я уверена, что ты права. Только очень молодые наслаждаются суматохой собственной свадьбы. Позже становятся благоразумнее.

Она проговорила это с некоторой злостью, как женщина, вышедшая замуж в очень юном возрасте, а кроме того, знавшая, что Мора и Том прождали четыре года.

Был подан чай. Она поручила Шиле разливать его. Внимание ее все время было занято Морой.

— Я надеюсь, ты не скучаешь здесь после Лондона?

— Не думаю, что тут скучно.

— Моя дорогая, как ты можешь это говорить? Ты же бывала здесь только на каникулах.

— Я жила в Лондоне потому, что там жил мой отец и там была моя работа.

— Именно это я и имела в виду. Твоя работа не была простым делом, которое ты была бы рада бросить в любую минуту. Это была мужская работа, обладавшая своеобразной привлекательностью.

Мора позволила себе слегка улыбнуться, вспоминая часто утомительную монотонность дней в конторе ее отца в Темпле. Если она и получала удовольствие, то лишь из вторых рук, через него.

— Чаще всего это была простая рутина. Если в адвокатской фирме и есть удовольствие, то оно обычно достается одному лицу.

Маргарет быстро кивнула:

— Да, но ты умна… Ты, как и Том, занимаешься только тем, что тебе по вкусу. Но здесь ты можешь заскучать по этой рутине. Что ты найдешь в деревенском ирландском доме? Тут нет ни спектаклей, ни концертов, ни умных людей, которые заходят к тебе в гости.

Мора ощутила некоторое раздражение.

— Я думаю, вы едва ли справедливы к ирландцам, леди Маргарет.

— Да, дитя мое, но скажи мне, чем тут заниматься, если не верховой ездой… А ты не ездишь верхом?

— Нет, не езжу. Но я доставила из Англии «Радугу» — мою яхту.

— Тогда, я надеюсь, у тебя хватит чем заполнить время. Хотя не представляю себе, как ребенок Десмонда де Курси может осесть в деревне.

— Мой отец любит Ратбег.

— Он любит его — это верно, но жил ли он здесь подолгу? Ни в коем случае! Твой отец слишком привязан к такому образу жизни, какой сотворил для себя сам.

Мора была почти забыта, пока она продолжала свои воспоминания о Десмонде:

— Я встречалась с ним, помню, дважды в Ратбеге, и однажды мы с Ричардом были на обеде в вашем доме в Лондоне. Замечательный человек — твой отец. Меня никогда не удивляло, что он не женился во второй раз. С ним могла бы ужиться лишь исключительная женщина… Либо такая, как ты, Мора, его собственная плоть и кровь.

Мора не поняла в ту минуту, было ли это комплиментом.

— Он очень привязан к тебе и Крису, — сказала Шила, заговорив, как заметила Мора, впервые с той минуты, когда они расположились в гостиной. — Я помню, в Ратбеге ему хотелось все время быть с тобой, весь день он не оставлял тебя ни на минуту.

— Ему не хочется, чтобы ты покинула его, — сказала Маргарет. — Нравится ли ему Том?

— Он очень привязан к Тому.

— Это хорошо… Тома трудно не любить. Хотя, Бог знает, слишком долго я его не видела, чтобы судить теперь. Это было в середине войны. Ну, почти наверняка Том никогда не укоренится в здешних местах, как бедный Джеральд. Он склонен к перемене мест, к разнообразию вещей… Джеральду это не свойственно, знаете ли.

Они продолжали разговор в том же духе, пока в комнату не проникли вечерние тени. Маргарет все говорила и говорила. О людях и местах, неизвестных Море; о событиях, которые происходили до ее рождения, упоминавшихся потому, что она не говорила о них слишком долго, и потому, что Мора была почти чужой. Это было равносильно тому, что бросать воспоминания о прошлом, написанные на обрывках бумаги в ручей, зная, что вода их унесет и они никогда не вернутся. Маргарет рассказывала о глупых, безрассудных ухаживаниях, о безумных эскападах, слегка извиняя себя и не веря всерьез, что ее в чем-то можно было винить. Однако, думала Мора, как можно знать, что было правильно, когда все давно утонуло в прошлом? Только Шила, сидевшая молча, могла знать истину. Но Шила любит свою мать, а любовь искажает правду.

Внезапно поток слов иссяк. Она исчерпала себя и замолчала, может быть, немного испугавшись, как подумалось Море, пустоты, к которой она была вынуждена возвратиться. Воспоминания — это всего лишь воспоминания, — сказали им обеим ее глаза. От возбуждения она раскраснелась, но теперь краска сходила с ее щек, снова делая их впалыми и бледными. Маргарет сказала, что было довольно приятно побеседовать о том, что радовало ее когда-то, глядя на летний сад за окнами, но всякий раз неизбежно приходится возвращаться наверх, в спальню.

Она обратилась к Шиле:

— Дорогая, пойди достань из моего туалетного столика серебряное зеркальце… Я хотела бы подарить его Море.

Она остановила удивленное восклицание Моры, глядя вслед уходящей Шиле:

— Шила — хорошая девочка. Я знаю, что часто ей бывает со мною трудно… Но она такая добрая. Гораздо добрее, чем я заслуживаю. Она была бы хорошей женой для Гарри. Ты же знаешь, не правда ли, что они с Гарри собирались пожениться?

— Да.

— Мне так сильно этого хотелось Мы с Ричардом никогда не ожидали, что у нас будет такой славный ребенок. Она хорошая. Шила всегда понимает — что в конце концов важнее всего, а я… Я полагаю, мне никогда не хотелось думать о том, что будет через следующие пять минут. Она и Гарри подходили друг другу… Но это, — сказал она наконец, — как и многое другое, не в наших руках. Надеюсь, в конце концов Шила выйдет замуж. Но вот чего мне больше всего жаль: я никогда не узнаю, за кого.