Почему-то, когда я вижу, как ветер гонит по улице клочок бумаги, вспоминаю, как в то утро он вошел в магазин. Он отворил дверь почти бесшумно, но с улицы потянуло легким ветерком, и я подняла голову. Мне показалось тогда, что вот сейчас снова подует ветер, и посетитель исчезнет так же внезапно, как и появился. Я посмотрела на него, и безотчетный инстинкт, пробудившийся во мне, подсказал, что я не хочу его ухода. Я поспешно направилась к нему по узкому проходу, заставленному мебелью и всяким товаром. Было такое ощущение, что я смотрю на него сквозь увеличительное стекло — таким он мне показался большим — и вижу только его одного. Возможно, моя реакция на его появление отразилась на моем лице, вызвав у него некоторое беспокойство. Он стоял с таким видом, будто хотел тотчас уйти, чтобы мне не мешать.
— Чем могу вам помочь? — спросила я.
Он прямо посмотрел мне в глаза, и я поняла, что этот человек не робкого десятка. У него было красивое мужественное лицо: ясные синие глаза смотрели смело, даже чуть вызывающе, а твердые, жестко очерченные губы можно было бы назвать чувственными. Он улыбнулся, отчего его лицо, показавшееся мне сначала жестким, смягчилось, и даже дождливое утро стало не таким скучным.
— О, я вас не побеспокою, — ответил незнакомец. — Нельзя ли мне посмотреть на ваш товар?
— Конечно. — Мне хотелось, чтобы он посмотрел на меня, но я пропустила его вперед, дав возможность осмотреться.
Он, продолжая улыбаться, точно я сделала ему большое одолжение, сказал:
— Вы очень любезны.
Меня приятно поразил его низкий бархатистый голос; говорил он с заметным ирландским акцентом, что явно не соответствовало внешнему виду человека, одетого по столичному, — он был в хорошем твидовом костюме и модном плаще.
Я стала гадать, кто он по профессии, но тут же поймала себя на том, что играю в игру, в которой дала зарок не участвовать. Я начинаю интересоваться личностью покупателей, словно собираюсь оставаться в этом магазине всю жизнь, как Бланш, которая провела здесь двадцать лет. Отвернувшись, я стала смотреть в окно, успокаивая себя мыслью, что все это временно.
Имя Бланш д'Арси, написанное золотыми буквами, все еще красовалось на черной табличке над входом в магазин на Королевском проспекте, хотя Бланш не было на свете уже четыре месяца. Постоянные покупатели, любившие хозяйку, соблюдая верность ее магазину, до сих пор приходили сюда. Срок аренды магазина кончался через шесть лет, но я знала, что не останусь здесь так долго. Мне хотелось продать этот магазин. В то пасмурное лондонское утро я была не в духе, и мне хотелось уехать куда-нибудь в солнечный край. Я надеялась, что именно таким местом будет Франция, где я собиралась вскоре провести отпуск.
Вдруг я услышала звук разбившегося стекла, который отвлек меня от размышлений. Обернувшись, увидела, что загадочный посетитель смотрел не на осколки хрусталя на полу, а на меня. Он ждал, когда я посмотрю на него.
— Прошу меня извинить, — проговорил гость. — Я был так неловок.
Вот уж неловким я бы его не назвала. Этот человек глядел мне в глаза, и оба мы понимали, что он солгал, но это его не волновало. Хрустальная вазочка была разбита намеренно.
— Конечно, я заплачу вам, — быстро произнес он. — Сколько она стоила?
Я подняла с пола осколок, на котором рукой Бланш была проставлена цена. Он также нагнулся, сделав вид, что хочет помочь мне собрать осколки, и наши глаза снова встретились.
— Это — Шеридан, — ответила я. — Три гинеи.
Он кивнул, словно деньги мало занимали его, и сказал:
— Хрусталь ирландский.
— Да, — кивнула я.
Незнакомец молча взял у меня осколок, даже не взглянув на цену, — ему просто хотелось коснуться моей руки.
Он по-прежнему молчал, и мне пришлось заговорить первой, хотя не очень хотелось давать объяснения.
— Моя мать всегда покупала ирландское стекло, когда была возможность. Она родилась в Ирландии.
— Ваша мать?.. Так это Бланш д'Арси?
Я с новой силой почувствовала боль, словно осколки хрусталя ранили мою руку.
— Да, это была Бланш д'Арси. Она скончалась.
— Вот оно что… — Он явно растерялся. — Простите. Когда это случилось?
— Четыре месяца назад. Знаете, я не… — Мне не хотелось, чтобы этот человек спрашивал меня о ней. Он понял мое состояние и сказал:
— Ну что ж, ничего не поделаешь, такова жизнь. — Он продолжал вертеть в руке осколок, не глядя на него. — А есть ли у вас еще ирландский хрусталь… Что-нибудь старинное… может быть, тоже хрусталь Шериданов? — Видя, что я колеблюсь, он продолжал: — Знаете, это было бы оригинально — привезти в Ирландию что-то ирландское из Лондона. Ирландия слишком долго была бедной страной, и наши люди уже успели забыть, на что мы были способны.
Он сказал это так, что я поверила в его искренность. Но просьба его показалась мне странной. Из своего опыта общения с покупателями я знала, что молодые люди редко интересуются старинным хрусталем, а этот человек, со своим интересом к подобным вещам, выглядел очень необычно. Я взглянула на его руки. Слишком тяжелые для его тела, красные, со множеством мелких шрамов, они, как мне подумалось, не подходили для человека с таким лицом, как у него.
