Добровольный узник. История человека, отправившегося в Аушвиц - [91]

.

Двадцать пятого июля Витольд представил свой рапорт руководству варшавского подполья. Витольд включил в отчет свидетельства Эдека, Яна и нескольких своих бывших курьеров, которых разыскал в Варшаве. Он готовил материалы о своей миссии, но текст воспринимался как обвинение в том, что подполье капитулировало и главная цель — уничтожение лагеря — так и не была достигнута. Перегруженный делами подполья Коморовский не смог встретиться с Витольдом и поручил провести эту беседу своему заместителю Яну Мазуркевичу. Последний сказал, что у Витольда будет шанс сразиться с немцами в предстоящей битве за Варшаву[788].

Советские войска уже подходили к восточному берегу Вислы и в ближайшие дни должны были окружить Варшаву. Коморовский рассчитывал поднять восстания против немцев в крупных городах и заявить о независимости Польши. Однако Сталин не желал видеть Польшу суверенной. По его мнению, Советский Союз принял на себя основной удар войны и имел право диктовать условия послевоенного мироустройства, в котором Польше отводилась роль государства-сателлита. Когда восстание в Польше все же началось, подпольщики были арестованы советскими спецслужбами[789].

Перед Коморовским встала дилемма: сдаться советским войскам или попытаться захватить Варшаву, чтобы получить поддержку союзников и повлиять на Сталина. Главное — выбрать правильный момент: дождаться, когда советские войска подойдут к Варшаве, а немцы будут отступать. Возможно, у них останется лишь несколько часов, чтобы овладеть городом. Если начать восстание слишком рано, придется иметь дело с немецким гарнизоном — а это тринадцать тысяч хорошо вооруженных солдат, способных вести бой в течение нескольких дней[790].

В июле 1944 года немцы под натиском советских войск отходили через Варшаву. Вслед за небольшими группами потянулся поток грязных и усталых людей, тащивших раненых. Толпы поляков собрались в сорокаградусную жару на улице Иерусалимские аллеи, чтобы посмотреть на почти уже побежденного врага[791].

«Это было незабываемое зрелище, — вспоминал Стефан Корбоньский. — Июльское солнце так хорошо освещало эту жалкую процессию, что была видна каждая дырочка на форме, каждая вмятинка на ремне, каждое пятнышко ржавчины на автомате»[792].

Несколько девушек махали платками и кричали с притворной грустью: «До свидания, до свидания, мы больше никогда вас не увидим!» Полицейские слышали всё это, но не вмешивались[793].

Казалось, господству нацистов пришел конец: закрывались немецкие магазины и конторы, замолчали репродукторы. Эсэсовцы и солдаты в увольнении пьянствовали прямо на улицах Варшавы и даже заявили одному прохожему, что «устали от этой войны!». Немецкие фургоны и грузовики, набитые мебелью, заполонили дороги Западного направления. Все говорили о том, что капитуляция Германии близка[794].

Начальник Витольда приказал ему избегать стычек с немцами и ожидать советской оккупации. Однако Витольд принял твердое решение бороться с немцами. Он упаковал копию своего отчета в герметичную коробку, закопал ее в саду своего друга в Белянах, в самом северном районе Варшавы, и приготовился к битве[795].

* * *

В конце июля над Варшавой загудели советские самолеты-разведчики. Власти Варшавы объявили, что женщины и дети должны покинуть город. Немецкие кварталы охватила паника. Дороги наводнили семьи беженцев, а губернатор Варшавского округа Людвиг Фишер улетел на своем личном самолете. Из Мокотовской тюрьмы освободили всех заключенных. Коммунисты по радио призывали поляков к сопротивлению[796].

Отступление немцев прекратилось так же внезапно, как и началось. Двадцатого июля 1944 года на Гитлера было совершено покушение, после чего он заявил, что Германия будет удерживать Варшаву любой ценой. С фронта для контрнаступления было направлено восемь тысяч солдат и двести танков. Немецкие части прошли через центр Варшавы и сосредоточились на восточном берегу Вислы. Городские власти вернулись, магазины снова открылись. Репродукторы ожили. Всем полякам трудоспособного возраста приказали явиться на главную площадь города, чтобы рыть противотанковые рвы. Коморовский по совету начальника разведки полковника Кажимежа Иранека-Осмецкого решил отложить восстание[797].

Тридцать первого июля Германия развернула контрнаступление против Советского Союза. Варшаву сотрясали звуки далекой артиллерийской канонады. Руководство подполья оказалось в тупике — исход битвы был неясен. В возникшей неразберихе Коморовский получил неверные сведения о том, что советские войска отбросили немцев и Красная армия уже близко. Он отдал приказ подполью начать восстание на следующий день и направил курьеров по всему городу. Иранек-Осмецкий находился на задании — выяснял истинное положение дел на фронте. Узнав о приказе Коморовского, он поспешил предупредить лидера варшавского подполья, что на самом деле немцы не отступили и продолжают сражаться с Красной армией[798].

— Слишком поздно, — произнес Коморовский и резко опустился на стул[799].

Подходило время комендантского часа, а к утру каждый командир должен был быть в полной боевой готовности. «Мы больше ничего не можем сделать», — добавил Коморовский и встал.