- Вам следует его опробовать, по крайней мере. Рояль требует того, чтобы на нем играли.
Нора протянула руку и коснулась клавиш, не нажимая на них.
- Нет, я не играю. У меня есть... - она сделала паузу, пытаясь подобрать правильное слово, - ... друг. Он превосходно играет. Научился у своей матери, а дальше по большей части самоучка. Один из тех, кого называют вундеркиндами.
- Профессионал?
- Иезуитский священник. Он играет с хором иногда, если нужно. У него Steinway[3], но в нем есть небольшая поломка.
- Досадно.
- Только педаль сустейна. Долгая история. А вы играете? - спросила Нора. Она умирала от желания услышать звучание Bösendorfer'а. Одни из ее самых счастливых воспоминаний были Сорен и рояль.
- Уже нет. Но у меня есть собственный пианист, он где-то здесь. Исаак? - он выкрикнул имя, и из соседней комнаты выбежал мальчик лет двенадцати.
- Я здесь! - отозвался Исаак голосом настолько звонким, что завибрировали клавиши рояля.
- Исаак берет здесь уроки, - объяснил владелец. - Квартира его семьи недостаточно большая для рояля. Я позволил ему практиковаться здесь в любое время, когда он захочет.
- Приятно познакомиться с тобой, - Нора протянула руку, однако, Исаак просто смотрел на нее. - Не бойся. Я знаю, что странные белые женщины ужасны, но я не кусаюсь. По крайней мере, пока что.
Мальчик широко улыбнулся и протянул руку в ответ. Она крепко пожала ее.
- Хорошее рукопожатие, - сказала она. - Сильные руки — это признак хорошего пианиста. Сыграешь что-нибудь для меня?
- Да, мэм, - сказал он, с удовольствием усаживаясь за рояль. Мальчик размял шею и суставы, а затем прошелся по клавишам. - Есть какие-нибудь пожелания?
- Сыграй рождественскую песню, - предложила Нора. - Любую, на твой выбор.
- Мне все нравятся. Но разучил только одну.
Он вздохнул и закрыл глаза. Когда он открыл их снова, ветреный мальчишка превратился в профессионального музыканта. Он опустил пальцы на клавиши. Знакомый мотив "Святой Ночи" заполнил магазин.
Композиция вызвала тысячу воспоминаний. Как она любила эту песню... Как та действовала на Нору каждый раз, когда она слышала ее... Сатерлин не могла слушать эту мелодию без желания упасть на колени и преклониться перед Богом, который сотворил мужчин и музыку.
Она вспомнила... Сколько ей было? Двадцать четыре? Двадцать пять? Однажды ночью в начале декабря, она пришла в дом священника в полночь и нашла Сорена за роялем, играющего именно этот отрывок. Он знал, что она придет к нему той ночью, и он знал, что эта песня была ее любимой. Пока он играл, она подошла к нему и села на пол возле скамейки, положив голову на его бедро. Когда прозвучала и стихла последняя нота, он мягко положил руку на ее голову. Без единого слова, он велел ей встать. Ему не нужны были слова, чтобы отдавать ей приказы. Она могла читать его лицо, глаза, язык его тела, словно книгу. Он щелкнул пальцами, и она полезла под юбку, стягивая с себя трусики. Сорен опустил крышку, прикрывая клавиши, когда она оседлала его колени и откинулась на рояль. Затем они поцеловались, языки и губы сплетались, казалось, целый час. Ее пальцы пробежались по его светлым волосам. Он скользил руками верх и вниз по ее бедрам.
- Пожалуйста, Сэр, - прошептала она в его шею.
- Пожалуйста, что?
Она заворчала в наигранном разочаровании. Он еще не причинил ей боль. У них не было ничего кроме поцелуя. Пока он не причинял ей боль, он мог целовать и дразнить ее, издеваться над ней, касаться ее, без нужды взять ее. Секса не было до тех пор, пока он не причинит ей боль, иначе он не мог возбудиться в достаточной степени. Но она... она хотела его, и прямо сейчас.
- Пожалуйста... мне нужны Вы внутри меня, Сэр.
- Продолжай просить. Просьба на рассмотрении.
Целуя мочку ее уха, шею, он расстегнул ее блузку и поцеловал выпуклости ее груди. А она продолжила умолять его, следуя приказу. "Пожалуйста, Сэр... пожалуйста... Я сделаю все, подчинюсь чему угодно, дам вам все что пожелаете, соглашусь на все... используйте меня, унижайте меня, бейте меня..." она умоляла его в драматическом отчаянии.
Когда его зубы впились в мягкую плоть ее плеча, она поняла, что это скоро произойдет. Нора ахнула от боли, его пальцы вонзились в ее бедра так сильно, что она вздрогнула.
Дрожь сделала свое. Через секунду скамейка опрокинулась на пол. Нора, тогда еще Элеонор, лежала на животе на полу, наполовину под роялем. Она сделала несколько медленных вдохов и выдохов, поэтому уже не была ошарашена, когда Сорен стянул с нее рубашку и задрал юбку до талии. Его первый жесткий удар пришелся по внутренней стороне ее бедер. Она не смотрела какое орудие пыток Сорен использовал на ней. Трость или стек, или прут от дерева... это не имело значения. Они чертовски причиняли боль. Хорошо. Чем больше боли сейчас, тем больше удовольствия потом.
После десятка или более ударов по ее спине, Сорен уронил стек на пол. Стек. И тот ударил по дереву с мягким глухим стуком. Она приготовилась к большей боли. Дальше он мог выпороть или высечь ее. Она закрыла глаза и отпустила свои страхи. Нет причин бояться. Сорен любил ее. Он хотел причинить ей боль, а не навредить ей. Он получал больше удовольствия от причинения боли, чем от оргазма. Она отдавала ему свое тело, принося его в дар. И как подарок, завернутый и преподнесенный, он распаковывал ее.
