Добро пожаловать во Францию, Элис! - [13]

Теперь я тоже не удержалась от смеха.

– Не знала, что ты так ненавидишь овсянку, – захихикала я.

Элис пожала плечами:

– Вовсе нет. Можно сказать, что я ее даже люблю, особенно, если добавить мед, но я помню, что ты ненавидишь кашу.

Я широко улыбнулась:

– Вот это услуга! Спасибо тебе большое, Эл!

– Девочки! – снова крикнула мама. И ее голос оказался значительно ближе к нашей спальне, чем в прошлый раз. Вдруг дверь комнаты открылась, и мама собственной персоной показалась на пороге.

– Доброе утро! Вы слышали, я звала вас? Кто-нибудь видел овсянку?

Я посмотрела на Элис, а Элис на меня.

– Извини, мам, ни я, ни Элис не видели и зернышка овсянки с тех пор, как приехали во Францию.

Это была почти правда.

Элис улыбнулась моей маме.

– Почему бы нам с Элис быстренько не одеться и не съездить в булочную. Там наверняка найдется свежайший хлеб к завтраку.

Мама никак не могла решиться:

– Вообще-то я хотела приготовить кашу на завтрак… А, ладно! Неважно! Мы ведь во Франции, так давайте завтракать как настоящие французы!

Через пять минут мы с Элис уже катили на великах к булочной. Все было точно так, как я себе и представляла – луга, залитые солнцем, безмятежное голубое небо и мы с моей подругой смеемся и болтаем. А лучше всего было то, что хлеб оказался необычайно вкусным, а мама на протяжении всех каникул больше ни разу не упомянула слово «каша».

Глава четырнадцатая

На следующее утро мы с Элис снова вызвались поехать в булочную.

– Это так классно! – сказала моя подруга, когда мы ехали вдоль поля.

– Значит, ты не жалеешь, что не полетела с Грейс на Лансароте?

– Нет, ты что! Здесь клево! – крикнула она и со всех сил закрутила педали так, что мне пришлось ее догонять.

Мы подъехали к булочной и оставили наши велосипеды у невысокого заборчика. Когда, купив хлеб, мы вышли обратно, я попыталась засунуть багеты в сумку, которая висела на руле велосипеда. Вдруг Элис схватила меня за руку.

– Там, в саду… – зашептала она. – Только не смотри!

– О, нет! – застонала я. – Только не говори, что это опять Мелисса. Я думала, ей не так уж и плохо в ее навороченном отеле с тремя бассейнами и пятью ресторанами.

Элис захихикала:

– Это вовсе не Мелисса.

Я тут же успокоилась и стала искать глазами, что такого удивительно увидела моя подруга.

– Я ведь тебе сказала не смотреть! – снова зашептала она.

Я улыбнулась:

– Хорошо, не буду. Только, пожалуйста, скажи, на что я, по-твоему, не должна смотреть, потому что я ничего не понимаю.

– Там мальчик, – ответила Элис.

– Мааальчик? – протянула я. – Ну тогда это все объясняет.

– Да, потому что это самый красивый мальчик, которого ты только видела, – восторженно затараторила Элис.

– Ну, – я почесала в затылке. – Признаться, мама меня не очень отпускает из дома, поэтому в своей жизни я видела мало мальчиков. А на этого ты мне вообще не даешь смотреть.

Элис подняла глаза к небу:

– Ой, ну тогда я тебе его опишу. Он… высокий… хотя вообще-то он сидит, поэтому трудно сказать. Но неважно. У него классные каштановые волосы, а кончики светлые, что вообще потрясно. А его глаза… Он довольно далеко, поэтому не могу сказать точно, но готова поспорить, что они умопомрачительные. На нем модная джинсовая рубашка и…

Я оборвала Элис.

– Что он делает, пока мы тут стоим и обсуждаем его?

Элис мечтательно улыбнулась:

– Он читает! Спорим, это не какая-нибудь тупая книжка о войнушке, которые читают мальчишки в нашем классе. Уверена, это что-то по-настоящему романтичное… Например, сонеты Шекспира. Он…

Вдруг я сообразила:

– Элис, если он читает – значит, он не видит нас, и я могу посмотреть?

С этими словами я повернулась, и наши велосипеды с жутким грохотом повалились на землю. Я не обратила внимания на другие велики, которые были прислонены к нашим. Мальчик тут же вскочил на ноги. Элис оказалась права. Он действительно был высокого роста и необычайно симпатичным.

Вот теперь он точно нас заметил и, скорее всего, подумал, что такое две ирландки делают с велосипедами, что они тут же падают.

Элис улыбнулась:

– Привет… в смысле… э-э-э… Бонжур!

Мальчик даже не улыбнулся.

– Бонжур, – ответил он и, взяв с лавочки книгу, скрылся в дверях булочной.

Элис изобразила, как она теряет сознание.

– Ты когда-нибудь слышала такое? Какой красивый акцент!

– Да… настоящий француз, – ответила я.

– Я знаю, – мечтательно ответила Элис. – Но какой голос! Какой потрясный голос!

– Когда ты сказала мне, что каша осталась в Лимерике – вот, что было потрясно, – заметила я. Но я прекрасно понимала подругу. Парень был очень и очень симпатичным.

– Интересно, как его зовут? – промямлила Элис.

– Симус? Педрейг[8]? Румпельштильцхен?[9]

Элис толкнула меня локтем. Видимо, она очнулась после потери сознания, потому что удар был чувствительным.

– Прекрати ржать! – возмутилась она. – Спорим, у него какое-нибудь красивое имя… Жан… или Франсуа… или…

– В смысле, Джон или Френсис?

Элис снова попыталась дать мне по ребрам, но на этот раз я была готова и увернулась.

– По-французски они красивее звучат.

Я вздохнула:

– Какая разница? Мы больше его никогда не увидим.

Элис уселась на свой велосипед.

– Может, ты и не увидишь, а я собираюсь. Кто каждое утро приезжает сюда за хлебом? – хитро спросила она.