До востребования - [7]

Шрифт
Интервал

Ветер крутит по голому асфальту снежную крупу. А Тоня, двадцатидвухлетняя, — в сущности совсем взрослый человек, — через несколько минут сядет в поезд. Паровоз загудит и повезет ее в далекий волжский город, к месту первого испытания, на первую производственную практику.

Утром они в полчаса уложили с отцом Тонин чемодан. Отец присел написать письмо старому другу, «железному мужику», как он его называл. Кладя листок в сумочку дочери, напоминал:

— Выйдешь с вокзала, трамваем до площади Ленина, там, налево, второй дом от угла… Эх, Анатолий, давненько не виделись с тобой, дьявол!.. Ленив ты на письма, — ласково ругал он друга.

Главный инженер нефтяного объединения, Анатолий Петрович Красин, лет на шесть моложе отца. Подружились они давно, еще в 28 году, когда работали на бакинских промыслах. И хотя с той поры прошла четверть века и Толя Красин давно стал седым Анатолием Петровичем, отец по-прежнему называет его юношей и по междугородному телефону весело кричит: «Здорово, молодежь!»

Тоне тоскливо, ей стыдно своей тоски, охватившего ее чувства одиночества.

— Пап, — теребит она отца, — ты иди, что ты меня, как маленькую, стережешь?

Поезд трогается тихо, без гудка, и кажется, что это он еще не по-настоящему отходит, не совсем. Но он упрямо идет и идет, и тогда Тоня торопливо отыскивает глазами отца, машет варежками убегающему перрону. Быстрей и быстрей. Перрон оборвался, и пошли перевитые, спутанные пути, длинные сараи с надписями «Не курить!». Мелькнули платформы сортировочной, и вот уже последний московский трамвай скрылся из виду. В пролеты тамбура Тоне видна белая земля с большими пятнами мазута. Синие рельсы, обдуваемые снежной крупой, блестят льдисто, холодно. Молчаливая проводница в домашнем старом платке, повязанном поверх берета с молоточками, захлопывает дверь, сердито дует на пальцы, прячет круглый ключ.

В вагоне душно. Украдкой курят в дальнем углу, но дым растекается по всему вагону. За потемневшими стеклами бегут скучные елки, припорошенные снегом. На каком-то разъезде, у которого и названия-то нет, а только номер тридцать второй, ветер треплет яркое полотнище: «Ответим на решения XX съезда новыми трудовыми победами!» Эти лозунги на каждом шагу встречались в Москве, но тут, сейчас, впервые по-настоящему осознав их смысл, Тоня думает о предстоящей работе, волнуясь, комкает забытые на коленях варежки.

Поезд пришел в Н. вечером. Синий снег ослепительно искрился под раскачивающимися фонарями. Дул резкий ветер, свежий ветер с Волги, совсем не похожий на московский. Поезд приняли на четвертый путь, и Тоня, сжимая жесткую ручку тяжелого чемодана, шагала через пути, озираясь по сторонам. Все здесь напоминало московский вокзал — та же сутолока, звонки, крики носильщиков. И в то же время все было иным, незнакомым. Трамвай тоже был не московский. Он казался просторней и шире (сиденья, как лавки, шли вдоль стен). Незнакомая женщина в такой же шляпке, как мамина, дважды ее спрашивала: «Вы встаете на площади?»

— Схожу, — ответила она.

У широкой, обитой клеенкой двери Тоня оправила помятое пальтишко, позвонила. В полной румяной женщине, открывшей дверь, она скорее угадала, чем узнала Василису Романовну. Под серой каракулевой шапкой играли глаза. Улыбались подкрашенные пухлые губы.

— А, боже мой, ты уже приехала, а я только собираюсь тебя встречать, — засуетилась женщина, не выпуская из рук высокую меховую туфлю. Одна нога была в шлепанце, отчего вся ее грузная фигура тяжело переваливалась. Василиса Романовна чмокнула Тоню в холодную щеку, потом надела второй шлепанец, потом опять чмокнула.

— Ну, раздевайся же, моя дорогая! Чертовски удивительно: еще пять минут — и мы бы разминулись!..

Тоня сунула озябшие ноги в чьи-то большие туфли, стоящие под вешалкой, и смущенно посмотрела на мокрые следы, оставленные ботами.

В столовой господствовали книги. Они целиком занимали две стены. Сияли застекленные стеллажи, и Тоня залюбовалась ими. В углу стоял строгий письменный стол. На нем аккуратными стопочками лежали книги. Тоня взяла в руки самую верхнюю — в черном кожаном переплете: «Эксплуатация нефтяных месторождений». Под «Эксплуатацией» лежали «Техника безопасности», «Справочник бурильщика» и еще что-то.

— Чувствуется потомственный нефтяник, — шутила Василиса Романовна, доставая из буфета тарелки, — я Анатолию расскажу, как ты с порога бросилась к его столу. Какая жалость, он в районе, продолжала она. — Дня через три вернется. Ах, если бы ты знала, как я устала от его бесконечных разъездов! Я его почти не вижу!

— Папа тоже всегда кочевал, — утешала ее Тоня, — только вот последний год в министерстве.

— Москва! Москва — очаг культуры. Я всю жизнь мечтала жить там. Но, — она горестно подняла плечи, — Анатолий вечно забирается в какие-то медвежьи углы. А Москва остается для других… Кстати, почем там сейчас картофель?

— Рубль двадцать, — улыбнулась Тоня, — только это сведения недельной давности.

— Ужасно, здесь дерут по два рубля. Я зачахну здесь, Тонечка, главное — такие ветры, а у меня сердце…

Потом они ужинали, и Василиса Романовна рассказывала о том, как много работает муж, как часто он засиживается до утра за своим столом, какой у него безынициативный осторожный начальник и какая вздорная, некультурная баба соседка — жена главного геолога.


Рекомендуем почитать
Ни горя, ни забвенья... (No habra mas penas ni olvido)

ОСВАЛЬДО СОРИАНО — OSVALDO SORIANO (род. в 1943 г.)Аргентинский писатель, сценарист, журналист. Автор романов «Печальный, одинокий и конченый» («Triste, solitario у final», 1973), «На зимних квартирах» («Cuarteles de inviemo», 1982) опубликованного в «ИЛ» (1985, № 6), и других произведений Роман «Ни горя, ни забвенья…» («No habra mas penas ni olvido») печатается по изданию Editorial Bruguera Argentina SAFIC, Buenos Aires, 1983.


Развязка

После школы он перепробовал множество профессий, но ни одна не устраивала на все сто. Некоторое время выполнял мелкую работу в одном из офисных муравейников, но кому такое понравится? Потом поступил на службу в автомастерскую, но вскорости бросил и это занятие и начал присматриваться к чему-нибудь другому. Кое-кто из совета приходской общины обратил на него внимание. Ему предложили место…


Спасение ударной армии

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Серое небо асфальта

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дорога в Санта-Крус

Богомил Райнов – болгарский писатель. Он писал социальные повести и рассказы; детективно-приключенческие романы, стихи, документально-эссеистические книги, работы по эстетике и изобразительному искусству. Перед вами его книга «Элегия мертвых дней».


Воронья Слобода, или как дружили Николай Иванович и Сергей Сергеевич

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.