Полагалось голосовать членам партийного бюро, но за прием Николая Пакулина всем было приятно поднять руки, и Клементьев не стал возражать.
— Единогласно, — с удовольствием сказал он. — Поздравляю тебя, Коля. Можешь остаться. Вопрос важный, и тебя касается. Товарищи, у кого места нет, быстренько тащите стулья и табуреты, в соседних комнатах найдете...
В это время луч солнца, пробив облака, добрался до присевшего на трубу парового отопления Николая Пакулина. Николай обрадованно подставил лицо навстречу солнышку, но тут же вспомнил, где находится, смутился и насупился, готовясь слушать доклад.
Тихо вошел запоздавший Диденко и запросто уселся на подоконнике, за спиною Любимова.
Любимов, нервничая, просматривал свои заметки. В турбинном производстве он работал много лет и любил его. И если теперь он нервничал и порой хотел уйти на преподавательскую работу, виновато было не самое производство, а люди с их беспокойными характерами, общественными требованиями и неуемным стремлением к переменам. Любимов умел ладить с рабочими, знал, чего можно потребовать от квалифицированного человека, и умел требовать властно, но без нажима. Во время войны, работая на Урале, Любимов вступил в партию и понимал необходимость тесного взаимодействия с партийной организацией. Приехав сюда, он порадовался, что секретарем партбюро работает Ефим Кузьмич, старый производственник и к тому же доброжелательный, хорошей души человек. Ладить с ним было естественно и необременительно. Труднее оказалось поладить со своим заместителем инженером Полозовым. Для Полозова не было ничего раз навсегда установленного, к любой задаче он подходил критически — нельзя ли выполнить ее по-новому? И это было бы хорошо, если бы не пылкая настойчивость Полозова и не его привычка превращать внутренние вопросы администрации в вопросы общественные. Кроме того, в цехе появилось очень много молодежи, которой Любимов не решался доверять. Появились и люди, прошедшие «огонь и воду» на войне, требовательные и чувствующие себя хозяевами всего и вся, — такие, как Яков Воробьев. Любимов отдавал должное способностям Воробьева и охотно поручал ему работы, требующие безукоризненного выполнения, но побаивался его: на собраниях короткие умные выступления Воробьева всегда служили «бродилом» для развертывания самокритики.
Вот и сегодня Воробьев сидел подтянутый, серьезный, положив перед собою записную книжку, и слушал внимательнее всех, изредка что-то записывая. Плавно развивая свою мысль, Любимов ощущал как помеху его настороженно-критическое внимание.
Основная мысль доклада сводилась к тому, что производство — планомерный процесс со взаимно обусловленными и взаимно связанными сторонами, и первейшая задача цеха — так построить и наладить по всем линиям этот процесс, чтобы все части «притерлись» друг к другу и работали с четкостью исправного механизма. Для этого и намечен (тут Любимов выпятил роль Виктора Павловича Гаршина, скромно оговорив лишь свое участие) генеральный план развития цеха, таящий огромные и поистине блестящие перспективы.
— Товарищ Немиров простит меня за некоторую болтливость, но я хочу порадовать партийный актив небольшим сообщением, не подлежащим пока оглашению, — сказал Любимов и, понизив голос, сообщил о том, как хорошо встречен план в министерстве, как министр в часовой беседе одобрил план и обещал провести соответствующие ассигнования.
Это сообщение всех оживило. А Любимов с увлечением рассказывал сущность плана и перечислял его отдельные, наиболее выразительные подробности.
— Ох, здорово! — воскликнула Катя Смолкина.
Немолодая, сухощавая, с живыми, молодыми глазами на узком, прорезанном энергичными морщинками лице, Смолкина была одним из наиболее известных людей турбинного цеха. Организатор и душа фронтовых бригад ремонтников в дни блокады, а теперь стахановка-многостаночница и председатель цехкома, Смолкина славилась и работой, и общественной активностью, и прямым, веселым, увлекающимся характером. Сейчас она была увлечена, пожалуй, больше всех или наравне с Николаем Пакулиным, который, казалось, уже видел преображенный до неузнаваемости цех.
— Ассигнования на какой год обещают? — негромко спросил сидевший рядом с ним Воробьев.
Любимов не расслышал вопроса или не захотел сбиваться с мысли ради ответа. Но Алексей Полозов внятно сказал:
— Сегодня нас интересует другое, Яша.
Любимов повел холодным взглядом в его сторону и, приятно улыбаясь, развел руками:
— Понимаю нетерпение некоторых товарищей, но хочу напомнить, что во всяком деле важно увидеть и почувствовать перспективу... хотя бы для того, чтобы лучше оценить положение сегодня.
— Правильно! — крикнула Катя Смолкина.
— Правильно-то правильно, — подал реплику член партбюро Коршунов, первый стахановец цеха и знатный человек завода, — только бы, Георгий Семенович, за этой вашей перспективой сегодняшних задач не просмотреть.
— Вот-вот! — поддержал Диденко. Такая у него была привычка — выступал редко, а с места громко подавал реплики, задавал вопросы, на которые нелегко ответить. — Или сегодня задач нету?
