Дни нашей жизни - [24]

Шрифт
Интервал

— Еще что? — ничем не выразив своего недовольст­ва, спросил Григорий Петрович.

— У меня все.

Любимов прекрасно понимал, о чем спрашивает ди­ректор. Новость стала известна ему в день отъезда, и он успел обсудить ее со многими работниками министер­ства, хотя к министру не попал, да и не просился во второй раз на прием, чтобы не брать на себя лишней ответственности. Теперь он хотел выслушать известие из уст директора, и в том освещении, в каком оно воспринято директором, чтобы не тратить зря силы и время, если их точки зрения совпадут, и подобрать возра­жения, если точки зрения разойдутся, — сдаваться он не собирался.

Григорий Петрович медлил заговаривать о самом главном. Любимов принадлежал к числу людей, с кото­рыми ему было удобно работать, — настолько удобно, что он потянул за собою Любимова с Урала и выдер­жал длительную драку с Диденко и с райкомом из-за бывшего начальника турбинного цеха Горелова, кото­рого, вопреки их мнению, снял с работы. Любимов был человек положительный и знающий, не пустозвон и не прожектер. Если он скажет «можно» — значит, действи­тельно можно. А если скажет «не могу», пусть и прихо­дится иногда приказать ему сделать «через не могу», но в таких случаях обязательно нужно прислушаться к его возражениям и помочь, потому что Любимов слов на ветер не бросает.

Последние дни Григорий Петрович нетерпеливо ждал приезда начальника цеха; в атмосфере общего возбуждения хотелось выслушать доводы Любимова, вместе с ним взвесить все затруднения и препятствия, опереться на его опыт. Однако он совсем не собирался все это показывать самому Любимову и рассказал вол­нующую новость сухо, без оценок.

— В этом году, досрочно? — иронически переспросил Любимов, всем своим видом приглашая директора вме­сте посмеяться наивности такого предположения. — Да нет, Григорий Петрович, это же несерьезно. Нельзя предъявлять нам невыполнимые требования.

— Вы говорите так, будто уже точно знаете, что выполнимо и что невыполнимо. Я склонен думать, что нам с вами еще предстоит разобраться в этом.

— Григорий Петрович! — воскликнул Любимов, те­ряя хладнокровие. — Может быть, вы уже вынуждены говорить об этом так, как сейчас... но, положа руку на сердце... ведь вы сами знаете, это же петля.

— Если бы я принимал за петлю каждую трудную задачу, я бы не был директором завода, Георгий Семе­нович.

Любимов низко склонил голову. Немиров знал: это не знак согласия, а желание скрыть раздражение.

— Давайте не поддаваться панике, Георгий Семено­вич. Мало ли мы с вами решали задач, которые на первых порах казались невыполнимыми? И потом — если наши турбины действительно очень нужны досрочно… что же, сказать «нет»?

Начальник цеха по-своему понял явное неудовольст­вие директора:

— Вам уже пришлось... согласиться?

— Нет.

Любимов с надеждой вскинул глаза:

— Нет?

— Нет, — повторил Григорий Петрович. — Зачем же мне давать согласие наобум? Но я понимаю, что от нас требуется новое усилие, а времени на подготовку и от­работку опять нет. Что ж, такое наше дело: электро­энергия! — основа основ и сила сил.

Любимов потянулся через стол к директору и почти шепотом сказал:

— Но вы же понимаете... вы же не можете верить в выполнимость...

Немиров поморщился:

— Ну, это какой-то девичий разговор получается, Георгий Семенович. Веришь — не веришь.

И круто переменил тон, уже не обсуждая, а прика­зывая:

— Так вот. Немедленно и обстоятельно взвесьте все возможности цеха. Как лежащие на поверхности, так и скрытые. Придирчиво проверьте по каждой операции, где можно ужать два дня, где сутки, где часы. Рассчи­тайте все по месяцам, по декадам, по дням. Даже по минутам.

Любимов снова доверительно потянулся через стол:

— Министр считает, Григорий Петрович, что наша программа на этот год и так очень тяжела, что выпуск четырех турбин нового типа в этом году будет доблестью нашего завода.

— Да, — вздохнув, подтвердил Немиров. — Третьего дня он считал именно так.

— Григорий Петрович! — вскричал Любимов, забы­вая, что в начале беседы притворился неосведомлен­ным. — Я еще вчера вечером говорил и с его заместите­лем, и со многими работниками министерства. Они все считают, что простой расчет... реальные возможности... Если вы проявите твердость... Министр… Он очень хорошо к нам относится, Григорий Петрович, он готов помочь и поощрить, он намекнул на это дважды.

— Вот и дал бы нам станки ради поощрения, — ска­зал Немиров.

— Но, Григорий Петрович, станки, как вы знаете, не были нам запланированы. Их требуют и Урал, и Москва, и юг. Однако меня обнадежили. «Советский станкостроитель» обещает значительно перевыполнить программу, и меня заверили, что за счет сверхплановой продукции...

— Ага! — совсем по-мальчишески воскликнул Неми­ров. — Значит, перевыполнение плана другими заводами вы принимаете и приветствуете? Даже рассчитываете на него?

Любимов натянуто улыбнулся:

— Но мы не можем перепрыгнуть через самих себя. До генеральной реконструкции цеха.

— Нет, Георгий Семенович, — резко прервал Неми­ров. — Заводу мало великолепных проектов реконструк­ции. Он должен быть передовым уже сегодня. Помимо всего прочего, для того чтобы обеспечить свое развитие.


Еще от автора Вера Казимировна Кетлинская
Иначе жить не стоит

В основе сюжета романа — смелый научный поиск молодых ученых, конечной целью которого является улучшение жизни и труда людей.


Мужество

В 30-х годах Вера Кетлинская много ездила по стране как корреспондент газеты «Комсомольская правда», была свидетелем и беседовала с очевидцами и участниками многих событий. В романе автор показывает нам трудности и духовный мир строителей нового города, и легко угадать, что прообразом этого города послужил Комсомольск-на-Амуре.Автор в романе «Мужество» поднимает проблемы жизни и взаимоотношений молодёжи 30-х годов 20-ого века, но проблемы эти – вечные, что делает книгу глубоко современной и актуальной.


В осаде

Роман «В осаде» русской советской писательницы Веры Кетлинской рассказывает о подвиге ленинградцев в годы Великой Отечественной войны (Государственная премия СССР, 1948).


Вечер. Окна. Люди

Сам автор называет свое новое произведение книгой «о времени и людях», взрастивших ее, комсомолку 20-х годов, как человека и писателя. Эта книга — путешествие через 50 лет в короткое детство, суровое отрочество и беспокойную комсомольскую юность, это рассказ о первоначальном опыте и характерах людей той уже отдаленной от нас эпохи на Мурмане и в Карелии, это путешествие по местам юности и раздумья о жизни, о творчестве, о современной молодежи.



На одной из крыш

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Повесть о таежном следопыте

Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.