— Еще что? — ничем не выразив своего недовольства, спросил Григорий Петрович.
— У меня все.
Любимов прекрасно понимал, о чем спрашивает директор. Новость стала известна ему в день отъезда, и он успел обсудить ее со многими работниками министерства, хотя к министру не попал, да и не просился во второй раз на прием, чтобы не брать на себя лишней ответственности. Теперь он хотел выслушать известие из уст директора, и в том освещении, в каком оно воспринято директором, чтобы не тратить зря силы и время, если их точки зрения совпадут, и подобрать возражения, если точки зрения разойдутся, — сдаваться он не собирался.
Григорий Петрович медлил заговаривать о самом главном. Любимов принадлежал к числу людей, с которыми ему было удобно работать, — настолько удобно, что он потянул за собою Любимова с Урала и выдержал длительную драку с Диденко и с райкомом из-за бывшего начальника турбинного цеха Горелова, которого, вопреки их мнению, снял с работы. Любимов был человек положительный и знающий, не пустозвон и не прожектер. Если он скажет «можно» — значит, действительно можно. А если скажет «не могу», пусть и приходится иногда приказать ему сделать «через не могу», но в таких случаях обязательно нужно прислушаться к его возражениям и помочь, потому что Любимов слов на ветер не бросает.
Последние дни Григорий Петрович нетерпеливо ждал приезда начальника цеха; в атмосфере общего возбуждения хотелось выслушать доводы Любимова, вместе с ним взвесить все затруднения и препятствия, опереться на его опыт. Однако он совсем не собирался все это показывать самому Любимову и рассказал волнующую новость сухо, без оценок.
— В этом году, досрочно? — иронически переспросил Любимов, всем своим видом приглашая директора вместе посмеяться наивности такого предположения. — Да нет, Григорий Петрович, это же несерьезно. Нельзя предъявлять нам невыполнимые требования.
— Вы говорите так, будто уже точно знаете, что выполнимо и что невыполнимо. Я склонен думать, что нам с вами еще предстоит разобраться в этом.
— Григорий Петрович! — воскликнул Любимов, теряя хладнокровие. — Может быть, вы уже вынуждены говорить об этом так, как сейчас... но, положа руку на сердце... ведь вы сами знаете, это же петля.
— Если бы я принимал за петлю каждую трудную задачу, я бы не был директором завода, Георгий Семенович.
Любимов низко склонил голову. Немиров знал: это не знак согласия, а желание скрыть раздражение.
— Давайте не поддаваться панике, Георгий Семенович. Мало ли мы с вами решали задач, которые на первых порах казались невыполнимыми? И потом — если наши турбины действительно очень нужны досрочно… что же, сказать «нет»?
Начальник цеха по-своему понял явное неудовольствие директора:
— Вам уже пришлось... согласиться?
— Нет.
Любимов с надеждой вскинул глаза:
— Нет?
— Нет, — повторил Григорий Петрович. — Зачем же мне давать согласие наобум? Но я понимаю, что от нас требуется новое усилие, а времени на подготовку и отработку опять нет. Что ж, такое наше дело: электроэнергия! — основа основ и сила сил.
Любимов потянулся через стол к директору и почти шепотом сказал:
— Но вы же понимаете... вы же не можете верить в выполнимость...
Немиров поморщился:
— Ну, это какой-то девичий разговор получается, Георгий Семенович. Веришь — не веришь.
И круто переменил тон, уже не обсуждая, а приказывая:
— Так вот. Немедленно и обстоятельно взвесьте все возможности цеха. Как лежащие на поверхности, так и скрытые. Придирчиво проверьте по каждой операции, где можно ужать два дня, где сутки, где часы. Рассчитайте все по месяцам, по декадам, по дням. Даже по минутам.
Любимов снова доверительно потянулся через стол:
— Министр считает, Григорий Петрович, что наша программа на этот год и так очень тяжела, что выпуск четырех турбин нового типа в этом году будет доблестью нашего завода.
— Да, — вздохнув, подтвердил Немиров. — Третьего дня он считал именно так.
— Григорий Петрович! — вскричал Любимов, забывая, что в начале беседы притворился неосведомленным. — Я еще вчера вечером говорил и с его заместителем, и со многими работниками министерства. Они все считают, что простой расчет... реальные возможности... Если вы проявите твердость... Министр… Он очень хорошо к нам относится, Григорий Петрович, он готов помочь и поощрить, он намекнул на это дважды.
— Вот и дал бы нам станки ради поощрения, — сказал Немиров.
— Но, Григорий Петрович, станки, как вы знаете, не были нам запланированы. Их требуют и Урал, и Москва, и юг. Однако меня обнадежили. «Советский станкостроитель» обещает значительно перевыполнить программу, и меня заверили, что за счет сверхплановой продукции...
— Ага! — совсем по-мальчишески воскликнул Немиров. — Значит, перевыполнение плана другими заводами вы принимаете и приветствуете? Даже рассчитываете на него?
Любимов натянуто улыбнулся:
— Но мы не можем перепрыгнуть через самих себя. До генеральной реконструкции цеха.
— Нет, Георгий Семенович, — резко прервал Немиров. — Заводу мало великолепных проектов реконструкции. Он должен быть передовым уже сегодня. Помимо всего прочего, для того чтобы обеспечить свое развитие.