— Это все прекрасно Но... есть добрые порывы и есть математический расчет. Я всегда остаюсь в рамках реальности.
Так как Немиров молчал, Любимов прибавил, обиженно кривя губы:
— Мне казалось, что и вы меня цените за это. Немиров пробормотал: «Угу», — и начал просматривать блокнот, шелестя листочками.
— Полозов думает, что в цехе есть неиспользованные резервы. Сколько у вас стахановцев? Почему на других заводах добиваются сплошь стахановских цехов? Надо работать с людьми. У вас болтается в цехе несколько десятков молодых рабочих. Сделайте их передовыми — вот еще резерв. А механизация? Полозов считает, что можно теперь же, своими силами провести часть вашего плана реконструкции...
— Конкретно что-нибудь предложено?
— А это уж ваше дело — разобраться, что тут конкретно, а что от молодого азарта.
— Слушаюсь.
— Значит — взвесить, продумать, рассчитать. И учесть все предложения. В том числе и Полозова.
— Григорий Петрович, я объективный человек, а Полозов — мой заместитель, и я не собираюсь...
— Понятно. Дня три вам хватит?
— Раз приказываете — сделаю.
Немиров учуял затаенную обиду и недовольство начальника цеха, но решил не обращать внимания: злее будет. Когда дверь за Любимовым закрылась, он опустил голову на стиснутые кулаки и несколько минут посидел так, покачиваясь:
— Ох, трудно будет. Ох, трудно!
Через час Любимов позвонил по телефону:
— Григорий Петрович, завтра цеховое партбюро с активом. Приглашают вас. Я вам буду очень обязан, если вы придете.
— Превосходно. Кто докладывает?
— Я. О положении и перспективах цеха.
— Превосходно, — повторил Немиров. — Дайте народу почувствовать перспективу, оставаясь в рамках реальности. — Бровь его насмешливо подпрыгнула, но Любимов не мог видеть этого и не уловил скрытой насмешки. — Готовьтесь как следует и помните мои указания.
Положив трубку на рычаг, Немиров рассмеялся про себя. Можно сказать заранее что «тихо и плавно» завтрашнее заседание не пройдет, — Любимову, во всяком случае, придется выслушать много крепких слов.
Немиров очень не любил, чтобы его критиковали, но для своих подчиненных считал критику весьма полезной: протрут их с песочком — они и заблестят, как новенькие.
Директор завода пришел на заседание партбюро с активом не один, а с главным конструктором турбин Котельниковым.
Худой, долговязый, с густой шапкой черных спутанных волос, уже тронутых сединой, в неизменной черной сатиновой спецовке, из-под которой выглядывал накрахмаленный воротничок и щегольской узел яркого галстука, Котельников не пошел вслед за директором к столу, где для них предупредительно освободили стулья, а остановился у дверей, снял очки, всех обвел острым взглядом и добродушно сказал:
— Ну, здравствуйте, кого не видал.
Котельникову со всех сторон улыбались, все тянулись поздороваться с ним, каждому хотелось усадить его рядом с собою, а он шутливо разводил руками, не зная, кому отдать предпочтение. Наконец выбрал:
— Ладно, я уж к начальству прибьюсь.
И подсел на скамью у стены, где собрались начальники участков и мастера.
Котельников был здесь своим человеком: до того как в конструкторском бюро создалась партийная организация, его много лет избирали членом партийного бюро турбинного цеха, да и теперь связь с цехом у него была повседневная и крепкая. Но в то же время он был здесь уже посторонним, гостем, и его присутствие, так же как присутствие директора, придавало нынешнему заседанию особую значительность.
Партийное бюро уже начало обсуждать первый вопрос — прием в партию, — а народ прибывал и прибывал. Все места были давно заняты, и вновь приходящие оставались у дверей.
Принимали в кандидаты партии Николая Пакулина, бригадира комсомольско-молодежной бригады, завоевавшей в прошлом месяце общезаводское первенство.
Немиров спросил, заинтересованно разглядывая юношу:
— Учитесь?
— А как же? — свободно ответил Николай, успевший справиться с волнением первых минут благодаря общему явному доброжелательству. — Учусь в вечернем техникуме. На пятерки и четверки.
— Он на этот счет молодец! — раздались голоса. — С него пример брать надо.
Немиров неожиданно растрогался: давно ли он сам был вот таким же пареньком, старательным и упрямым...
— Петр Петрович Пакулин не родственник тебе? — спросил он, желая проверить свою догадку о том, что такие юноши вырастают в кадровых заводских семьях, с детства приучаясь любить завод.
Среди присутствующих прошло какое-то движение.
— Родственник, — еле слышно сказал Николай.
Руководивший заседанием Ефим Кузьмич Клементьев торопливо подытожил обсуждение:
— Что ж, видимо, все согласны. Хороший будет коммунист, сумеет быть ведущим и в производстве и в учебе. И комсомолец активный... — Он хотел объявить голосование, но вдруг вспомнил что-то и покачал головой. — Вот только одно, Коля. Есть у тебя в бригаде такой беспартийный парень, Аркадий Ступин? Этакий «ухарь-купец, удалой молодец». Есть?
— Есть, — смущенно сказал Николай.
— А почему не учится? Почему в общежитии про него дурная слава? Почему в комсомол не вступает, а в «забегаловках» первый гость?.. Вот, Николай, принимаем тебя в партию и даем напутствие: теперь за каждого своего Аркадия ты вдвойне отвечаешь, не только за показатели на производстве — за душу человеческую, понял?