Дни нашей жизни - [24]

— Пошли, — он подтолкнул меня за плечо, но я остался на месте. — Ты чего?

— Он очень злой? — спросил я.

— Да нормальный он. Не злой. Обычный папа Лев, — на последних словах он усмехнулся.

Я пошёл за ним, но на подходе к дому меня снова сковал страх. Ведь я сделал дикую, безумную вещь, после которой невозможно вот так просто вернуться.

— Да чего ты тормозишь? — говорил парень. — Пошли. Твои геи, наверное, уже с ума сходят.

«Твои геи» прозвучало у него так беззлобно, что на секунду я подумал, будто возможная ненависть к нашей семье преувеличена. Случайный человек на улице отдал мне свою куртку, поговорил, привёл домой и даже не кинул на съедение крокодилам, когда узнал, что мои родители — геи.

Может, реальность не такая уж и плохая?

На крыльце я отдал парню куртку, поблагодарив. Он потрепал меня по влажным волосам.

— Ну, я пошёл, — сказал я.

— Давай, не боись.

— Ага, я пошёл, — снова повторил я. И никуда не пошёл.

Он усмехнулся. И вдруг произнёс:

— Я был сегодня на рельсах, потому что хотел покончить с собой. Так что и ты меня спас.

Я, мигая, смотрел на него, вылупив глаза. Он тоже смотрел на меня.

— Это правда, — сказал он. — А про батю-алкаша — нет. Выдумал, чтобы тебя переубедить.

А вот это меня задело. Почувствовал себя обманутым и нахмурился.

— Всё, иди, — он сам развернул меня за плечи. — Иди и передавай привет Содому и Гоморре.

Я снова повернулся:

— Кому?

Парень засмеялся:

— Да проваливай уже.

И я пошёл к подъездной двери. Прежде чем я открыл её ключом от домофона, мы смотрели друг другу в глаза долгую-долгую секунду.

НАПРЯЖЕНИЕ

Дверь мне открыл Лев. Я задрал голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и на секунду мне показалось, что ничего не было. Не было никакой ссоры и вообще ничего плохого. Он смотрел на меня привычным супергеройским взглядом, и казалось, что прямо сейчас можно попросить его поднять меня на руки и покружить, как это сделал бы Супермен.

Но я посмотрел на его руку, которой он опирался на дверной косяк, вспомнил, как эта рука сжалась в кулак и ударила меня. И опустил взгляд.

Он молча сделал шаг назад, и я зашёл в квартиру. Мы ничего друг другу не сказали.

Из коридора я видел кусок зала — Слава сидел на диване и следил за мной взглядом. Но он тоже ничего не говорил. Я думал, они кинутся на меня с расспросами и нотациями, но ничего такого не началось.

Они позволили мне молча снять верхнюю одежду в коридоре, и лишь когда я прошёл в свою комнату, то услышал за собой шаги. Как обычно, это были Славины шаги. Он выполнял свою постоянную роль дипломатического курьера между несговорчивыми державами.

— Как ты? — спросил он, аккуратно закрыв за собой дверь.

Я пожал плечами:

— Нормально.

Он подошёл и ладонями повернул моё лицо к себе, оценивая степень повреждения. Но у меня только губа была прокушена. Отпустив меня, он тяжело вздохнул и пригладил мои волосы.

— Прости, — сказал он. — Я должен был вмешаться.

Сначала я хотел буркнуть что-то вроде: «Да ничего». Но обида нахлынула на меня. Я думал, что сдержусь, что не заплачу, но в итоге бросился к нему. Обнял, уткнулся лицом в рубашку, которая пахла гуашью, а может, ещё какими-то красками.

Слава гладил меня по волосам, приговаривая, что всё хорошо. Когда я немного успокоился, мы сели на кровать, и он начал вытирать мне слёзы тыльной стороной ладони.

Потом сказал:

— Он очень переживал, когда ты пропал. И сейчас очень переживает из-за того, что сделал. Правда.

Я подумал над этими словами. По-честному подумал. Но всё равно сказал, и довольно жестко:

— Тогда почему здесь сейчас ты, а не он?

Слава как-то грустно улыбнулся:

— Потому что мне легче говорить о чувствах, чем ему. Но он с тобой тоже поговорит, я обещаю.

Я дёрнул плечом:

— Да не надо…

— Надо. Вам надо обсудить то, что случилось.

— Не хочу ничего с ним обсуждать.

Слава притянул меня к себе, посидел молча. Потом сказал:

— Он не знал, что всё так получится. Не знал, что ты так отреагируешь. Он просто тебя не понял, а ты его. Ты тоже его обидел.

— Значит, ему обижаться можно, а мне нет. — проговорил я внезапно охрипшим голосом.

Слава долго молчал. Я вытер выступающие слёзы. Проговорил:

— Я знаю, я виноват Но он из-за этого на меня так. Как будто он меня ненавидит!

— Прости его. Я знаю, что он может быть резким. Это издержки профессии, у него очень тяжелая работа, каждый день ответственность за чужую жизнь. И за чужую смерть. Это огромный стресс, иногда он просто не знает, как им управлять.

— Я-то тут причём? — буркнул я.

— Не причём. Он не прав, он сделал непозволительное. И он знает это. Просто не предположил, как ты можешь отреагировать. Его самого в детстве отец постоянно бил, да и многих так, поэтому он не подумал, что это будет так травматично для тебя.

— Я не «многие»! — с вызовом ответил я.

— Я ему это уже объяснял. Что ты другой.

Я вдруг подумал про веснушчатого парня, сопровождавшего меня всю дорогу И спросил:

— Почему мой папа меня ударил, а какой-то чужой человек потом подобрал, согрел и успокоил?

Слава опять тяжело вздохнул:

— Так тоже в жизни бывает…

— Как?

— Когда близкий человек предаёт, а чужой спасает Думаю, это был полезный жизненный урок.

Мы посидели молча. Я не смотрел на Славу, но чувствовал, как он на меня смотрит.