Дневники. Записные книжки - [22]

Шрифт
Интервал

Советывал мне продать мой «Домашний быт», говорит, купит Солдатенков, Щепкин. Я говорю, зачем же насильно навязывать — мой товар не ходок, тяжел на ходу[213].

17 марта. Был у А. Т. Тарасенкова[214]. Были Лопатин[215], Ив. В. Павлов[216], Ордынский[217] и др. Павлов рассказал как любят меня воспитанники Межевого института. Уж так любят, так любят. Я ужасно рад. Мальчишечка говорит: так вы, говорит, знакомы с Иваном Егоровичем? Да сказал это с каким благоговением в глазах, что он уж очень вас любит и уважает. Затем Лопатин сказал, что в вас, говорит, какой-то буйный дух есть, где вы, там непременно и крик, буйные элементы.

Это и однокашник Беляев в Екатеринославской степи говорил в 1861 г.[218]

1861 г.

18 февраля. Время теперь интересное и надобно записывать. Народ говорит по всем улицам (кучер Кетчера), что позвали царя, видите ли, в Сенат нарочно не в законное время. Константин[219], ловкий парень, сметил в чем дело. Поскакал в Сенат. Застает: царь уже раздетый донага стоит на коленях и просит пощады. Константин размахал всех, порубил и спас царя. Чуден и царь. Что бы ему нам сказать, управьтесь мол с дворянами. Мы повытрясли бы из них кур-то наших, что сбирали-то они с нас.

Другой рассказ моей кухарки. Царская кухня уже приехала. Ждут царя, и гвардия уже пришла в Москву. Царь пойдет в собор, отслужит обедню и станет читать волю. Подле него справа будут стоять дворяне, а слева и около собора гвардия. Чуть дворяне пикнут, их тотчас гвардия начнет стрелять и колоть.

19 февраля. Был у Кетчера. Рассуждали о теперешних делах и направлениях. В Варшаве смута[220]. Кажется, в первый раз газеты предупредили молву, т. е. вовремя напечатали известие об этом. Кетчер страшный консерватор. Он стал на точку благоразумия и с нее все осуждает. Нельзя не соглашаться. Доводы полновесны, но односторонни, именно благоразумны только. Кроме благоразумия есть еще в человеке сила, нравственная сила, которая носит в себе свое благоразумие, свою логику. Он обвиняет студентов, которые все отказались учить в воскресных школах по случаю назначения им в руководители Авилова[221]. Известно, что университетские инспектора частных училищ Лясковский[222] и Давидов[223] постыдно отказывались от надзора за воскресными школами и вместо них назначен был Авилов. Студенты отказались огулом. Да как же иначе. Они хотят быть самостоятельны, по крайней мере независимы в своем деле. Вообще в студентах господствует дух партий. Сильно мнение против Соловьева, Дмитриева[224], Попова[225], отчасти и против Бабста, К Дмитриеву на лекции ходят только трое и то его знакомые. О Попове говорят, что он и сам не знает, что читает. Правда ли это, не знаю, но партия против них сильна. Эта партия провозглашает, что университет сплошная бездарность и потому слушать и учиться нечему. Козлов[226] мне в прошлое воскресенье пре-наивно объявил, что в течение своего пребывания в университете он бывал не больше 30 раз, выдержав кандидатом и обязан своим образованием и развитием Свириденко[227]. Тут же он представил результат своего развития — Фейербах принадлежит к материалистам. В свидетельстве Козлова слышан тот же голос, который раздается и в литературе, философии, истории, эстетике. Самая история — вздор, все вздор, кроме нас. Мы отрицаем. Чего ж хотите? Ничего.

5 марта. Только встал, горничная принесла давно ожиданную волю, т. е. манифест, утверждающий свободу крепостных. От души порадовался и умилился было до слез. Матушка в самом деле прослезилась. Нужно было съездить к М. Шеппинг[228] поблагодарить за предложение поместить моих детей в гимназию. Приняла радушно и с видимою радостью, что воля[229] наконец кончена. Я ей рассказал содержание манифеста, которого она еще не видела. Барон[230] увез его, вероятно для прочтения кому-нибудь из знакомых. Наконец, воротился он и объявил, что он чувствует себя теперь очень хорошо — гора с плеч свалилась. Теперь, говорит, вот беда — финансы наши плохи, по 60 тысяч тратится на один только охотничий выезд, сотни людей расчищают сугробы в лесу и т. п. В то же время сын, молодой Шеппинг прислал записку, в которой отказывался от ее нынешних блинов под тем предлогом, что они живут под Новинским, много народу, вчера был тут, а нынче де, по случаю воли того и гляди бунт будет, так страшно оставить детей, баронесса посмеялась и приписала эти мысли невестке, выгораживая сына, ибо совестно было за него пред мною.

Поехал было в Кремль, но уже ничего не застал. Все пусто. Еще при выезде из дому встречались на улицах читающие и, вообще, встретил довольно интересующихся, один даже, ехавший на извозчике, читал.

Михаила Семеновича Щепкина не застал. Он играл. Были у него Кетчер, Станкевич[231], Пикулин и другие и разъехались. Кетчер уехал к Солдатенкову. Только что пришел домой, является Бабст и говорит, что они — Чижов[232], Солдатенков и другие решили собраться у Самарина в трактире в 9 часов вечера. Потолковали о том, как плохо написан манифест, какое неумение говорить с народом и т. п.

Обедал дома. Приехали от Щепкина звать обедать. Там Бабст и все братья Щепкины. Ну, разговорились, поздравили друг друга. В обед приехал и Кетчер, сильно взвинченный событием, как всегда с ним бывает. Он объявил тоже, чтобы собраться в 9 часов и при этом заметил Бабсту, что великую глупость сделал, отринув из компании Лобкова


Еще от автора Иван Егорович Забелин
Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях. Книга первая

Главной темой сочинения известного русского историка и коллекционера М.Забелина является повседневная жизнь московских царей в допетровскую эпоху. Автор дает общее понятие о княжеском и царском быте, живо и интересно рассказывает о традициях, церемониалах и хозяйстве русского двораКнига открывает переиздание фундаментального труда "Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях", созданного выдающимся русским историком Иваном Егоровичем Забелиным (1820-1908). Читатель познакомится с историей создания и дальнейшей постройки государева дворца, увидит грустную картину его запустения и разрушения в XVIII веке, составит общее понятие о древних хоромах, их внешнем виде и внутреннем убранстве.


История города Москвы

"История города Москвы" написана И.Е.Забелиным по поручению Московской Городской думы. Она позволит читателям не только вспомнить общеизвестные факты основания древней столицы, но и узнать полумифические предания, передававшиеся народной молвой. Книга познакомит с представителями царской династии, московскими митрополитами, древними дворянскими родами — с теми, кто сыграл важную роль не только в развитии и становлении города, но и в процветании нашей страны.


Домашняя жизнь русских царей

Частная жизнь московских государей всегда была скрыта плотной завесой тайны от досужих посторонних глаз: гости Кремля видели только ее официальную сторону, а те, кто был в курсе ее подробностей, особой откровенностью не отличались. Поэтому книга выдающегося русского историка, археолога и коллекционера Ивана Егоровича Забелина (1820-1908) «Домашняя жизнь русских царей» без преувеличения уникальна. Внутренний распорядок, уклад быта Московского дворца, взаимоотношения его обитателей прослежены И.Е.Забелиным во всех живописных подробностях, с детальным описанием многочисленных обрядов и церемоний, а также объяснением их высшего смысла и глубинной значимости.


Как жили в старину русские цари-государи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Расцвет русского могущества

Вниманию читателей предлагается первая часть второго тома известного труда русского историка Ивана Егоровича Забелина (1820–1909) – «История русской жизни с древнейших времен», издававшегося с 1876 по 1879 год. В настоящей книге историк обратился к заре древнерусской государственности, временам первых великих князей – от легендарного Рюрика до Владимира. Анализируя ранние письменные свидетельства Древней Руси – договоры с Византией, – И. Е. Забелин размышляет о внешней и внутренней политике молодого государства, о возрастающей роли великого князя, о нравственной сути славянского язычества.


Рекомендуем почитать
Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».