Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - [91]

Было часа три утра, когда мы вернулись в свои фанзы; насилу разбудили хозяина, чтобы отворить нам ворота, — он смотрел на нас с усмешкой, и мы вполне заслужили, чтобы над нами смеялись.

25 октября. Опять ясно и тепло. Чтобы приохотить китайцев ловить рыбу, которой должно быть много в Тайцзыхэ и ее притоке у Фудиалузы, я назначил очень высокую цену за каждую пойманную рыбку. В первый день мне принесли пять мелких форелей, за которые деньги были уплачены по условию; на следующий день уже явилась конкуренция, форель была крупнее, и Пепино ее купил дешевле. С тех пор установилась сходная цена, и рыбу мне приносили каждый день.

По утрам я делал прогулки до нашей заставы на Тайцзыхэ и влево на седловине к Дапиндушану.

28 октября. С утра послышалась довольно оживленная перестрелка к северо-западу. Это происходило на дороге в Гаолинцзы, где разъезд подъесаула Гулевича встретился с хунхузами. Филиппов, приехавший сейчас из Гаолинцзы, видел много наших пустых гильз, но хунхузов не встречал. Он рассказывал, что, по сведениям из Главной квартиры, действиями нашего отряда под Бэнсиху мы заставили японцев стянуть туда до 35 тысяч и очистить позицию у Баньюпузы.

30 октября. Опять началась перестрелка: в семь часов утра — на сопках справа, а в девять — против заставы у Тайцзыхэ; на сопке показались двенадцать японцев, три смотрели в бинокли, остальные стреляли залпами по нашему посту, стоявшему на полугоре. Казаки отвечали на огонь японцев, и через некоторое время они удалились. Вероятно, офицеры производили рекогносцировку наших позиций.

Получено предложение генерала Ренненкампфа — офицерам нашего конного отряда сделать пробег в семьдесят пять верст от нашего расположения до Гаолинцзы и назад, а аргунцам — в обратном направлении. Я записал своего Карабаха Али и сейчас же начал его готовить. На первый раз я съездил рысью и наметом на наши заставы — после продолжительного отдыха нужно было втягивать коня с осмотрительностью.

Войсковой старшина Трухин был назначен начальником Фудиалузской передовой позиции; кроме наших сотен, у него было еще две роты Бугульминского полка, занимавшие три поста на сопках справа и один слева. Я предложил ему вместо конных разъездов высылать от застав пешие патрули для наблюдения с вершин сопок. Преимущество пеших патрулей то, что они могли взбираться на самые высокие сопки, откуда видны действия и движения неприятеля, не выдавая своего присутствия, тогда как конные разъезды, попавшие под выстрелы, уходят назад, не имев возможности выяснить, кто в них стрелял и сколько там было неприятеля. Было особенно важно наблюдать с вершины массива на юге в сторону Цзянчана, так как оттуда следовало ожидать наступления противника.

31 октября. Шел мокрый снег целый день. У меня опухли железы на шее, болело горло, было общее недомогание. Очень жалел, что не мог сам проездить Али.

1 ноября. Было ясно, морозно; несмотря на нездоровье, я сделал пробег к ханшинному заводу и обратно переменными аллюрами, но преимущественно наметом — лошадь была взмылена, но пахи работали равномерно; я сам себя чувствовал прекрасно; кроме благодетельного спорта, я был этому обязан также теми заграничными средствами, которыми меня снабдила жена. У наших военных врачей не было даже скипидару, касторового масла, недоставало иногда хинина и средств от простуды и болезней желудка, а военно-медицинское начальство не позволяло снабжаться у Красного Креста, к которому приходилось обращаться поневоле.

Приохоченные хорошей платой китайцы ловили рыбу в нашей речке наметом[104]; кроме форели, попадалась и другая рыба, довольно крупная и очень вкусная. Пепино изощрялся в приготовлении ее на разные лады.

4 ноября. Приехал генерал Ренненкампф и завтракал в штабе полка, я был тоже приглашен. Он обещал приехать на днях в Фудиалузы и взобраться со мною на ту сопку, откуда я чертил кроки, чтобы ознакомиться с расположением неприятеля.

Для проездки Али я сопровождал генерала до его стоянки у ханшинного завода — мы шли наметом и проскакали 6 верст в 22 минуты; я сделал этот пробег туда и обратно в 40 минут.

В ночь с 5 на 6 ноября я получил предписание: «В семь с половиною часов утра вести сотни на бивак Бугульминского полка и присоединиться к отряду войскового старшины Трухина в составе четырех сотен Нерчинского полка, охотничьей команды Бугульминского полка и четырех конно-горных орудий».

На биваке мы не задержались и направились по ущелью на юго-восток. Подходя к деревне Тиндяюй, в одиннадцати верстах от бивака, где была назначена ночевка, в авангарде началась перестрелка. К вечеру перестрелка усилилась, один артиллерист был ранен в деревне, где мы стояли.

Наши охотники увидели с сопки подъезжавший к деревне Тиндяюй японский конный разъезд; они пропустили его и сошли ближе к дороге, чтобы встретить на обратном пути с близкого расстояния. Японцы, обстрелянные с фронта, вернулись назад, и тут из засады охотники дали по ним залп. Два кавалериста упало, две лошади были подбиты, но за темнотой нельзя было видеть, оставлены ли упавшие японцы или унесены товарищами.

Из штаба отряда, в деревне Мациэнцзе, было получено приказание занять до рассвета Ченхалинский перевал.