Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - [93]

Не доходя Уйцзыюйцзы, авангард дал знать, что на крутую сопку у городка забралась сотня японцев. Батарея укрылась под самый утес, одна сотня в конном строю заехала на сопку справа по пологому подъему, а спешенная сотня графа Келлера полезла напрямик. На вершине японцев не оказалось, они нас не дождались.

Мы вошли в городок — в нем были прекрасные каменные импани и богатые фанзы. Только что мы стали устраиваться в просторной фанзе с чистыми циновками на канах, пришел от начальника отряда Трухин и передал графу Келлеру приказание идти с 5-й сотней за 8 верст по направлению к Цзянчану, а нам продвинуться вперед до деревни на 6 верст, в сторону Дапиндушана.

Все были недовольны уходить из такого прекрасного места, где был избыток фуража, кур, яиц; если бы хорошенько поискать, то, пожалуй, нашли бы и муки. Генерал был непреклонен; удалось только убедить его, чтобы он оставил у себя конно-горную батарею — с нею было бы слишком много возни, если бы пришлось ломать перевалы.

Ночь была лунная, морозная. Мы переправились через речку, вошли в узкое ущелье, где на каждом шагу могли бы попасть в засаду.

Деревушка, в которой мы остановились, состояла из пяти или шести дворов; наша фанза вместила всех офицеров, было только довольно грязно. Хлебосол Меликов нас накормил ужином.

8 ноября. Рано утром было послано донесение начальнику отряда. Урядник, отвозивший донесение, вернулся в 10 часов утра с предписанием отступать немедленно через Дапиндушан и присоединиться к отряду в Мациэнзах. Оказалось, что наш отряд должен был отступить к Ченхулинскому перевалу под натиском неприятеля и что путь на Уйцзыюйцзы уже был отрезан, — урядник проскакал по ущелью, все время преследуемый выстрелами. Нападение было произведено на рассвете, японцы обстреливали город с ближайших сопок — пришлось вьючить и выводить коней под градом пуль. Генерал Ренненкампф говорил потом, что он не успел даже напиться чаю, — это лучшее доказательство, что держаться там было невозможно.

Рота в передовом охранении вела отчаянный бой, но противник был много сильнее, и пришлось отступить, потеряв шесть убитыми и двадцать три ранеными.

Много помогла успешному отступлению 8-я горная батарея, занявшая с вечера позицию на той сопке у города, которую казаки штурмовали вчера. Она подпустила на близкое расстояние японскую колонну в два батальона, вышедшую на равнину, и открыла по ней огонь шрапнелью — японцы понесли большие потери и были остановлены в наступательном движении[105].

Первые восемь верст мы прошли крупной рысью, затем перешли в шаг, но так как впереди колонны ехал командующий полком на своем шагистом буром коне, то всей колонне пришлось почти все время идти рысцой, чтобы от него не отставать.

По сведениям китайцев, в Дапиндушане был отряд японцев, некоторые говорили — до двух тысяч. Не зная обходной дороги, мы шли вперед. Японцев, однако, не оказалось, они стояли неподалеку, по дороге на Малюпау, но часто приходили в Дапиндушан; вот отчего получались постоянно разноречивые сведения от лазутчиков: одни говорили, что Дапиндушан занят неприятелем, другие — что он свободен.

После десяти минут привала мы двинулись на перевал Ляоченгоу. По дороге в двух местах были японские окопы в несколько ярусов, обращенные на запад. Теперь мы зашли им в тыл, так как от Дапиндушана мы свернули к западу, тогда как до сих пор путь нашего наступления лежал на юг и юго-восток.

Скоро начался крутой подъем на перевал — вот когда можно было радоваться, что с нами не было батареи.

У подножия горы стоял крест около свеженасыпанной могилы — здесь был убит японцами офицер амурской сотни, попавший в засаду.

Уже ночью, миновав перевал, на котором стояла застава амурских казаков, мы подошли к расположению 2-й Амурской сотни. Командир и офицеры были крайне любезны, предложили закусить и переночевать в их маленькой фанзе.

Командующий полком хотел идти дальше, но его уговорили прождать здесь до утра, так как наступил жестокий мороз, и дорога, без того уже трудная, сделалась при гололедице опасною для движения, в особенности ночью.

9 ноября. Мы выступили в пять часов утра. Несмотря на полнолуние, в глубоком ущелье, по которому мы следовали, было совсем темно.

У амурцев сегодня утром термометр показывал -12°Р.[106]

Дорога шла вдоль замерзшей речки, которую часто пересекала; лошади, не кованые на шипах, скользили и падали, мы часто теряли дорогу, и приходилось ее искать, плутая по мерзлым вспаханным полосам земли, пробираясь через кустарники, хлеставшие в глаза обледенелыми прутьями. С радостью следили мы за приближением рассвета, хотя было также трудно подвигаться вперед, оступаясь на каждом шагу и опасаясь поломать ноги лошадям.

Показалось солнце, освещавшее вершины сопок, спускаясь ниже по скалистым грядам до более пологих скатов, поросших лесом, а мы еще долго оставались в тени мрачной теснины, и мороз для нас не унимался.

В одном месте дозоры головной 2-й сотни донесли, что в четырех верстах впереди показалась японская застава. Голова колонны свернула вправо в ущелье; опять стали взбираться на крутой перевал, весь обледенелый, и спустились по ту сторону в оттаявшую под лучами солнца долину. С перевала была слышна неподалеку орудийная пальба, внизу звук выстрелов стал слабее. Мы снова попали на прежнюю дорогу, сделав крюк в двенадцать или пятнадцать верст, чтобы избежать встречи с неприятелем. Может быть, это было нужно, но невольно ощущается чувство обиды, что мы не осмелились помериться с противником.