Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - [17]

Джандиери представил мне офицера своей сотни хорунжего Иванова, бывшего оренбургского казака.

13 мая. Шел мелкий дождь. Князь Джандиери дал нам конвой из шести казаков и сам провожал нас до перекрестка, откуда шла прямая дорога на Саймацзы. Иванов поехал с нами, имея дело в штабе дивизии. Несмотря на утверждение урядника-проводника, хорошо знакомого с местностью, что мы шли правильно, Иванов находил, что мы сбились с пути; наконец, в одном месте он сказал: «Я здесь ни одной приметы не узнаю, мы не той дорогою идем, обождите немного, я погляжу с сопки». Он выехал на гору и оттуда послал казака к транспорту с приказанием вернуть его обратно до перекрестка и вывести на верную дорогу, а нам предложил подняться по едва намеченной тропинке к перевалу и спуститься на дорогу, где «приметы» были Иванову хорошо знакомы. Сразу было видно, что Иванов умел прекрасно ориентироваться; такие офицеры, если они притом решительны и храбры, неоценимые разведчики. Мне казалось, что Иванов совмещал все эти качества, и впоследствии я не раз имел случай убедиться, что я не ошибался.

Не стесняемые транспортом, мы шли широким шагом и в половине второго пришли в Саймацзы, где узнали, что генерал Ренненкампф ушел с отрядом в экспедицию несколько дней тому назад и вернется завтра.

По случаю ухода отряда штаб дивизии и остававшиеся в Саймацзах части перешли в предместье города, по ту сторону реки, где небольшому отряду было легче защищаться при внезапном нападении. Мы отправились в штаб дивизии, чтобы представиться старшему начальнику, командиру 1-го Аргунского полка полковнику Трухину[36], которого застали за обедом вместе с офицерами штаба; он любезно предложил нам сесть за стол. Полковник Трухин — двоюродный брат командующего нашим полком войскового старшины Евграфа Ивановича Трухина.

Наш транспорт должен был действительно прибыть в Саймацзы, и его ждали с нетерпением.

Эдлунд остался при штабе, а я разыскал штаб 2-го Нерчинского полка и поставил свою палатку в саду позади фанзы, где помещались наши офицеры: казначей хорунжий Мотыгин, заведывающий летучей почтой хорунжий Шейферт, передавший мне первую корреспонденцию, полученную с отъезда из России, хорунжие Мерчанский и Иванов, прибывший с нами, и сотник Бобровский, бывший офицер Хоперского казачьего полка Кубанского войска, в котором я служил до выхода в отставку.

Перед вечером были принесены в Красный Крест раненые из отряда генерала Ренненкампфа: сотник Улагай[37], только что прибывший в действующую армию также из Хоперского полка, и несколько казаков. Улагай был ранен навылет в левое легкое; врачи считали его рану опасною, но надеялись на благополучный исход, если не будет осложнений; один из раненых казаков умер дорогою.

14 мая. Утром хоронили умершего от ран казака 1-го Аргунского полка, церковного обряда не было, потому что не было в дивизии священника: говорили, что назначенный священник доехал уже до Фыншуйлина, но во время подъема на перевал повозка с церковною утварью опрокинулась, а сопровождающий батюшку офицер-магометанин не только не оказал ему содействия, но стал глумиться над ним. Батюшка, вероятно, подумал, что все офицеры отряда такие же басурмане и не будут относиться с должным уважением к его сану, поэтому он вернулся обратно.

Провожали покойника сотни 1-го Аргунского полка с хором музыкантов, все оставшиеся в Саймацзах офицеры и казаки, свободные от наряда. Китайский раскрашенный деревянный гроб с останками казака был опущен в могилу, офицеры бросили в нее по горсти земли, и она была засыпана. После некоторого раздумья крест был водружен в голове могилы, хотя многие утверждали, что он должен быть поставлен в ногах. Полковник Трухин, обращаясь к казакам, сказал краткое слово, которое закончил так: «Покойный в бою защищал своих товарищей, помолимся же мы за него». Мы вернулись домой под звуки веселого вальса.

Полковник Трухин предложил мне столоваться при штабе, но я благодарил его и отказался, так как Пепино уже готовил обед, на который я пригласил офицеров нашего полка.

От генерала Ренненкампфа получено сообщение, что он останется с отрядом в Айямыне еще два или три дня и просил прислать чаю, сахару и коньяку, если ожидавшийся транспорт прибыл. Сотник Бобровский выступал завтра утром с затребованными генералом продуктами, и я решил ехать с ним вместе, чтобы представиться начальству.

Я только что затушил электрическую лампу и собирался заснуть, когда услышал незнакомый голос у моей палатки: «Полковник, могу я к вам зайти, я Заботкин». — Войсковой старшина Заботкин был заведующим хозяйством нашего полка и только что вернулся из командировки. Я извинился, что не мог его принять: ночь была холодная, и не хотелось вылезать из теплого постельного мешка, чтобы расшнуровать вход в палатку; Заботкин сказал, что он едет с нами в отряд завтра.

15 мая. Я встал в четыре часа утра, Заботкин и Бобровский еще спали, они собрались в путь только к девяти часам. Мы шли переменными аллюрами, и вьюки, не поспевавшие за нами, остались далеко сзади. Был пройден перевал, и оставалось не более восьми верст до Айямыня, когда послышались впереди частые ружейные выстрелы, и вскоре показалась идущая нам навстречу казачья лава