Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - [16]
12 мая. Вчера был похоронен здесь казак, убитый хунхузами на Палилинском перевале, в пяти верстах от Фыншуйлина и в одной версте от казачьей заставы. Это произошло третьего дня: два казака летучей почты подъезжали к перевалу, когда из кустов на близком расстоянии они были встречены залпом; один из них вместе с лошадью свалился, другой ускакал назад. Когда он вернулся с разъездом от заставы, первый казак был найден мертвым, у него была одна пулевая рана в груди, глубокий порез на шее и отрублено ухо.
Поручик Л., начальник транспорта, объявил нам, что он не может доставить наши вещи до Саймацзы, так как ему было предписано сдать транспорт в неизвестной ему деревне по дороге из Гоньгауцзы в Сяосырь. Это было для нас неприятным сюрпризом. Гоньгауцзы нам были по пути, в двадцати пяти или тридцати верстах от Саймацзы, но дорога к Сяосырю сворачивала в сторону, и приходилось оставить свои вещи в Гоньгауцзах до оказии.
Из этого затруднительного положения нас выручило незнакомство поручика Л. с картою: вместо того, чтобы идти на север, к Палилинскому перевалу, он направил транспорт на юг, по долине Цаохэ. Я заметил ему, что мы шли не туда, но он был твердо уверен, что не ошибался. Этим путем мы могли попасть в Гоньгауцзы не иначе как через Саймацзы, сделав лишних тридцать или более верст.
Нас, однако, это не пугало: мы были обеспечены, что наши вещи будут доставлены прямо на место, а я не испытывал упреков совести, что не вывел его из заблуждения: трудно было допустить, чтобы транспорт требовалось сдать в деревне, где не имелось войск, а не в расположение отряда; очевидно, здесь было какое-то недоразумение.
Долина Цаохэ замечательно красива, здесь растительность еще богаче, чем на западном склоне Фыншуйлина; горы, покрытые лесом, чередовались со скалами. В реку впадали ручьи из падей, уходящих неизвестно куда, куда-то вглубь.
На карте они не существовали, но японцы умели ими пользоваться и по ним обходили незаметно наши фланги, тогда как мы не обращали никакого внимания на знакомство с местностью даже тогда, когда на это имели достаточно времени. Эта долина и вообще вся нагорная Маньчжурия напоминала мне швейцарский Оберланд, на который не насмотрятся туристы. Как весело идти походом по таким красивым местам, очарованные глаза все ищут новых впечатлений, и усталости не замечаешь. Даже бой при такой обстановке кажется менее жестоким. Напротив же, как скоро тяготишься движением по скучной, непривлекательной дороге.
Поля были везде обработаны; в одном только месте мы видели незапаханный навоз, а работников не видать нигде, деревни все пусты, вся жизнь как будто здесь замерла. На одном повороте реки, где ущелье суживалось, мы увидели за кустами ползущих китайцев; были ли это мирные жители, скрывавшиеся от нас, или хунхузы, выслеживающие врага, Бог их ведал; нас, однако, они не трогали.
В два часа мы стали на привал у реки под тенью больших ив, зажжен был костер, и Пепино приготовил нам обед. Когда лошади были выкормлены, мы двинулись дальше. Около одной деревни мы заметили необычайное оживление: на полях работали китайцы, на арбах подвозили мешки с зерном и мукою, у околицы стояли казаки среди манз, женщин и детей. Давно мы не видали такого оживленного и мирного уголка и такого приятельского отношения между русскими и китайцами. Я спросил у казаков, какого они полка, мне ответили — 2-го Нерчинского. Меня крайне обрадовало, что я наконец добрался до своих. Пока я разговаривал с казаками, к нам подъехал верхом командир 6-й сотни есаул князь Джандиери, узнавший о моем прибытии, и отрапортовал о состоянии сотни. От него мы узнали, что до Саймацзы еще далеко, он предложил нам переночевать у себя на заставе в деревне Сунцзяфа, на что мы согласились с удовольствием, так как было уже поздно и до Саймацзы мы не могли дойти ранее двух-трех часов ночи. До заставы было верст пять, на всем пути встречались китайцы, занятые полевыми работами. Князь Джандиери объяснил нам, что этого спокойствия в районе своего расположения он достиг тем, что расплачивался с китайцами по условленной цене, наблюдал, чтобы казаки их не обижали, и охранял жителей от нападений хунхузов; ни одного казака он не посылал на фуражировку: все, что требовалось, было ему доставлено на место китайцами. Мне было приятно, что такое умиротворение было достигнуто офицером нашего полка. Это доказывало, что край не пострадал бы от варварского опустошения, а войска наши не нуждались бы ни в чем, если бы исполнялось в точности то, что настойчиво требовалось приказами по армии, что подтверждалось постоянно начальниками отрядов и что все добросовестные ближайшие начальники находили необходимым. С тех пор, как мы выехали из Ляояна, нам в первый раз привелось видеть вполне нормальную жизнь местного населения, которое было достигнуто только добросовестностью начальника расквартированной части.
В деревне, где стояла застава, фанзы казаков были содержаны в чистоте и порядке, вид у казаков был бодрый, больных не было, лошади были в хорошем теле, но у многих были сбиты спины; это происходило отчасти от того, что забайкальцы невнимательны к лошадям: седлали и вьючили небрежно, а придя на место, они спешили заваривать чай, не заботясь о лошади. Сотенные командиры и вахмистра должны были сами следить, чтобы вьюки были сняты без промедления, чтобы лошади были расседланы и спины растерты соломою, гаоляном или сухой травой.
