Дневник. Том 1 - [209]

. Помню, как старый шатиловский Кузьма рассказывал, как брал Карс. Идем по стопам царей, не сами идем, а ведет История, наперекор всякой марксистской чепухе. Это все для будущего поколения. Сейчас страна только искусственно нищает, искусственно голодает, а правительство без толку пользуется рабским бесплатным трудом миллионов ссыльных. 8 лет Евгения Павловна <Старчакова> работает даром – за какой грех? Говоровы, прожившие в Асине Новосибирской, а теперь Томской области три года эвакуации, рассказывают чудовищные вещи[1342]. Там концентрационные лагеря, вольнопоселенцы, уже выпущенные из лагерей, просто ссыльные, как политические, так и уголовные – воры и убийцы, и эвакуированные. Тем, кто в лагерях, лучше всего. Их как-то питают, одевают, у них есть крыша. Остальные живут в землянках, пухнут от голода, ходят полуголые и мрут. Рабочим, не ссыльным, платят по 10, 20 рублей в получку, и так по всей Сибири, т. к. денег нет. Живут тем, что продают свои 400 гр. хлеба (единственно, что получают от государства) и покупают на это картошку. Воруют, грабят, убивают. Один такой убийца по специальности нашел больную собаку и принес к Говоровым. Он добывал для нее молоко и всякий корм приносил, пока не надоело. Было много поляков, но этим помогали американцы и наконец увезли оттуда. В Мурашах[1343], рассказывают девочки, было тоже много ссыльных поляков, американцы им устроили детский дом и тоже вывезли под конец.

Говоровы говорят, как на их глазах погибали люди; приходили туда здоровые красивые женщины с детьми, высланные простые бабы, голодали, пухли, уже ходить не могли. Когда они уезжали, их провожало много народа, дети, с которыми много возилась Таня, и все плакали в голос. Оставались чуть что не на верную смерть.

2 <сентября>. Вечер. Шла по улице, раздался страшный детский плач. Девочка лет 7, по-видимому, ушиблась, другие ее окружили, но она все плакала отчаянно. Заплакала и я. Совершенно мучительно тоскую по Сонечке. Так хочется ее видеть, так я ее люблю. Наташа, верно, настраивает ее против меня, какие они злые эгоисты. После всего, что я от них натерпелась в 41 – 42-м году, той ужасной зимой, так просто им показалось лишить меня последнего уюта. Вася был месяц, кажется, в доме отдыха МХАТа, теперь Наташа туда едет с Сонечкой, а я работаю с 7 утра до 12 ночи и предана остракизму. И лишена Сонечки. С Богдановым-Березовским я послала Васе красок на 50 рублей и Соне куклу, – хоть бы раз на одну из моих посылок последовал ответ. Как-то еще в 43-м я продала чудное издание XVIII в. Метастазио, чтобы купить Васе белья, – ни звука.

Мара приехала сюда без пальто, без шубы. Я очень беспокоилась. Сегодня Мар. Митр. приносит шубу, которую продает ее соседка, с беличьим воротником, шапочкой и муфтой за 800 рублей в рассрочку. Я взяла, а Мар. Митр. дала Маре свое осеннее полупальто. Так что Мара сразу одета. Девочки заботятся обо мне не за страх, а за совесть, надо признаться.

7 сентября. Ольга Андреевна рассказывала, что кто-то из знакомых где-то похвалил, как у немцев жить было хорошо, – арест и 10 лет. Ее приятельница добавила, что ее соседка была выслана немцами в Латвию, кажется; вернулась, поступила сторожихой на завод. По поводу какой-то волокиты с карточками она возьми да и скажи, что у немцев-де полный порядок: сдашь бумаги – на другой же день все готово. Рабу Божию арестовали – и 10 лет. И эти преступники идут под рубрикой: болтуны[1344].

Неужели есть какое-нибудь соответствие между виной и наказанием? Очевидно, за то же пострадали и Гнедич, Аста Галла и другие. Как это обидно. Сейчас, когда Россия так величественно и гениально разбила врагов, так бы хотелось честного и великодушного правления, по-настоящему счастливой жизни измученному народу; а тут за глупость – 10 лет каторги. И беспросветная нищета.

Но интереснее всего будет будущему историку наблюдать за тем, как жизнь и история вносят свои поправки в утопический бред ленинских начинаний. Без аннексий и контрибуций – завершилось умыканием Дрезденской галереи, не говоря уж о Западной Украине и прочем. Миф об уничтожении денег, бесплатных квартирах и трамваях… – а доигрались до коммерческих магазинов, на позорище всему миру. Расстрелы офицеров за погоны – и генералиссимус Сталин. Очень все это любопытно и смешно – «когда бы не было так грустно»[1345].

9 сентября. Мару вызвали по истории. Они проходят сейчас Петра Великого. Мара отвечала очень хорошо, все знала. Учитель спрашивает, а что означает Санкт-Петербург? На что она не ответила и получила за это четверку.

Она мне это рассказывает и спрашивает: а что это означает, сан или санк? 27 лет все должны были всё это забывать, а теперь накося.

Анна Петровна все это время, кажется, с 21-го, была очень больна. Я сегодня решила все-таки к ней съездить, но меня к ней не пустили. Эти дни ей лучше, и давление, и сердце приходят в норму, но еще очень большая слабость. Сегодня у нее немного посидел Хлопин, и А.П. очень устала. Четыре года она никуда не выезжала и все время очень много работала. Ее вагус[1346] не выносит скипидара. У нее делалась от масляных красок экзема. А за это лето она написала маслом портрет внука, начала внучку, затем другую, букет цветов (прекрасный), все это и сказалось, вагус дал себя знать.