Дневник киллера - [21]

Анджела любит меня!

Любит… Сама сказала!

Ничем не поможешь?

Как жестоко. И не только жестоко — неверно.

Уж я-то знаю, как тут можно помочь.

8. Доброе дело

Мать Анджелы извивалась в моих объятиях. Я тащил ее к лестнице. Она оказалась сильнее, чем я ожидал, и увертливой, как мешок живых угрей, но у меня особо не побалуешь. Я ей не Анджела. И перчатки у меня не какие-нибудь лайковые, а черные и из жесткой кожи, без дураков, не прокусишь. Поборовшись некоторое время, я наконец ухватил старуху как следует.

— Анджела! Анджела! — вопила она. — Где ты?

— Тихо, тихо, — прошептал я ей на ухо, потом, опершись поудобнее на одну ногу, бросил ее вниз, так, чтобы основной удар при падении пришелся на голову. Раздался характерный треск, старушка немного подергалась и затихла. По ковру начало расплываться алое пятно.

Я спустился и взял мамочку за руку. Пульс еще прощупывался. Тащить ее наверх и повторять операцию? Нельзя: все вокруг будет заляпано кровью. Поэтому я просто зажал ей рукой рот и нос и подождал немного.

Так. Сколько осталось времени? Анджела ушла в магазин десять минут назад. Возможно, ей нужен только хлеб или банка консервов — тогда у меня осталось минут пять. Вряд ли есть лучший способ спустить в сортир нашу любовь, чем продемонстрировать Анджеле, как я лечу ее мамочку от болезни Альцгеймера. Просто класс: я устраняю единственное препятствие, стоящее между нами, а плоды пожинает другой парень.

Нет, такого допустить нельзя. Убедившись, что горизонт чист, я выскользнул через заднюю дверь.

И позвонил через несколько дней, не желая рисковать, что меня кто-нибудь опередит. Как будто ничего не знаю.

Боже мой, какой ужас! Просто гром среди ясного неба.

* * *

— Ну, ну, поплачь, тебе легче будет… — бормотал я, гладя ее по волосам. Мой рукав насквозь пропитался слезами, но я не убирал руку. Пусть стонет и всхлипывает сколько угодно: где же еще ей плакать, как не у меня на груди. — Ш-ш-ш…

— Это я во всем виновата, — повторяла она снова и снова, — только я.

— Ну, ну, не говори ерунды, можно подумать, ты сама столкнула ее с лестницы. Несчастный случай, вот и все. — Анджела не могла видеть моего лица, но на всякий случай я отвернулся. — Что-нибудь в этом роде рано или поздно случилось бы, не могла же ты ходить за ней двадцать четыре часа в сутки. Просто несчастный случай.

Анджела ничего не хотела слушать и продолжала себя обвинять: в том, что вышла из дому, что не устроила мать в санаторий, как советовали все вокруг, что целовала ее только сто раз в день, а не двести… в том, что оказалась в больнице со своей ногой, когда умер отец, — как я понял, тогда-то все и началось. Она вырвалась из моих рук, убежала наверх, заперлась в спальне матери и сидела там, пока я не ушел. На следующий день даже отказалась меня видеть и послала подальше в таких выражениях, каких я от нее ни разу еще не слышал. Лишь спустя пару дней она немного пришла в себя и согласилась вновь поплакать в моих объятиях.

Большую часть следующей недели, до похорон и после, Анджела продолжала терзаться и обвинять себя. Меня она всячески отталкивала, и я уж было совсем решил, что проиграл и пора махнуть рукой на все это дело, как вдруг услышал ее смех.

Я был в кухне и заваривал чай. Анджела сидела в гостиной и хихикала как школьница. Бросившись к ней, я обнаружил, что она сидит перед телевизором и смотрит «Мистера Бина». Он делал у себя дома ремонт — Анджела так и покатывалась со смеху.

Разумеется, когда серия кончилась, она снова замкнулась в своей скорлупе. Наверняка принялась корить себя, что веселится спустя всего несколько дней после того, как мамочка вывалила мозги на ковер.

Однако дело сдвинулось с мертвой точки. Чуть-чуть, самую капельку, но сдвинулось.

На следующий день я пошел и купил все серии «Мистера Бина» на DVD.

А потом купил Анджеле DVD-плеер.

— Ты такой хороший, не знаю, что бы я делала без тебя, — улыбнулась она.

— Ну что ты, я просто очень рад быть с тобой. Я люблю тебя, и мне так больно, когда тебе плохо. — Я улыбнулся как можно искреннее и увидел отражение своей улыбки на лице Анджелы. — Пей.

Я долил ее бокал доверху. Анджела сделала пару больших глотков и подняла на меня взгляд, полный любви.

— А ты больше не будешь? — спросила она, увидев, что мой бокал остался пустым.

— Нет, одного достаточно. Я вообще редко пью, мне не очень нравится, — объяснил я уже в третий раз. Анджела мало на что обращала внимание в эти дни — неудивительно, что забыла.

— Я тоже. Но сейчас… Надеюсь, ты не возражаешь — это мне помогает.

— Что ты, конечно. Не стесняйся.

Анджела отпила еще и глубоко вздохнула.

За последнюю неделю все сильно изменилось. Еще в прошлую субботу она нарочно рассадила руку о сушилку и перебила все чашки, но теперь вполне успокоилась и примирилась с происшедшим. Пережив потерю, она начала наконец сознавать, что кроме прошлого существует и будущее. Разумеется, для этого потребовался не только «Мистер Бин», а кое-что еще, хотя и не столь уж много. Плечо друга и время — вот и все. Как бы велика ни была потеря, нельзя без конца грустить. Надо жить дальше.

Вместе со мной.

Я делал для Анджелы все: обнимал, когда она была в отчаянии, слушал ее причитания, разубеждал, когда она винила себя, терпел истерики. Сомневаюсь, что есть на свете хоть один человек, который мог бы стать ей лучшим другом, чем я, в те трудные месяцы. Она была моей девушкой с лейкемией — той самой! — и мне удалось показать себя в самом лучшем виде.