Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки) - [14]

Шрифт
Интервал

Меня гнетут
Безрадостные мысли -
Исчезну я, как исчезают
В потоке пузыри.
Печально только то,
Что не дождусь,
Когда отец приедет
От холма азалий
В провинции Митиноку,
С Абукума[19],
С которой не расстаться.
Все думаю,
Увидеться бы с ним, -
И рукава
Слезами сожаленья
Намочив, постричься
И продолжить жизнь
Совсем иначе.
И думаю - как получается,
Что люди, которые должны быть связаны,
На самом деле меж собой разделены.
С тобою встретимся мы вдруг,
И ты меня полюбишь непременно.
Ко мне привыкнув,
Как к своим китайским платьям[20],
Ты не таил
Привычных мыслей от меня.
Когда я думаю об этом, -
Хочу уйти от мира.
Я плачу от воспоминаний.
Я ли это?
Все думаю и думаю...
А пыль за это время
На подушке,
Взгроможденной как гора,
Пыль на постели,
Где в одиночестве
Считала ночи, - накопилась.
Когда подумаю, - там было мне
Неизмеримо хуже,
Так, будто были
Мы разлучены,
Ты в странствии далеком.
Я помню,
Дул осенний ветер,
Тогда мы виделись с тобою целый день.
О, облако небесное,
Когда ты уходил,
То на прощанье
Сказал слова:
«Сейчас приду», - так произнес.
Ребенок наш
Подумал - так и будет,
Без устали их повторяет.
Я каждый раз, когда их слышу,
Слезами заливаюсь.
Я ими до краев наполнена,
Как море.
Здесь водорослей нет,
На этом берегу залива Мицу[21],
Нет ракушек на нем -
Ты это знаешь.
Когда-то ты сказал:
«Покуда жив, ее не брошу!»
Не знаю, правда ль это.
Спрошу тебя,
Когда приедешь.

Так я написала и положила письмо на нижнюю полку столика для бумаг.

Канэиэ пришел ко мне после обычного перерыва, но, поскольку я не вышла к нему, он забеспокоился и вернулся к себе, взяв с собой только это послание. И вот я получила от него такое стихотворение:


Окрашенные по сезону
Клена багряные листья
Такими были не всегда.
Их блекнущие краски
Становятся еще бледней,
Когда приходит осень, -
Всегда бывает так.
А твоему отцу
(Он озабочен был
Судьбою своего ребенка),
Я правду говорил.
Как краски глубоки
У свежевыпавшего снега!
Мне не прервать
Своей любви...
Я ждал,
Когда ребенка своего
Увижу.
Но встала на пути
Волна в заливе Таго,
В провинции Суруга[22].
Столб дыма
От вершины Фудзи
Сплошной стеной стоит,
Не может перерваться.
Когда же облака на небе
Грядою тянутся,
Не прерываясь, -
Мы тоже неразрывны.
Когда я прихожу в твои покои,
Всякий раз домашние
Открыто ропщут на меня.
Когда случается такое,
Мне ничего не остается,
Как из привычного пристанища уйти
И в старое гнездо вернуться
С печалью на душе.
Когда за ширмой одиноко
Лежишь в своей постели,
Луна, проснувшись ото сна,
Сквозь деревянную калитку
Льет на меня лучи,
И тени от нее не видно.
А после этого
Охватывает сердце
Отчуждение.
С какой ночной женою
Я встречал рассвет?
Каким был тяжкий грех
Твой в прежней жизни? -
Говорить о том
И есть твой грех.
Сейчас в Абукума
У нас с тобой нет встречи[23].
Другому человеку
Не стану я помехой.
Я ведь не дерево и не скала,
И что касается меня,
То любящее сердце
Удерживать не стану.
Хлопчатая одежда
Во множество слоев надета
И хлопает - волной о берег.
Мои китайские одежды
Вспоминая,
Былое погружаешь в реки слез.
А дикую кобылу
На выпасе Хэми
В провинции Каи[24]
Как думает
Остановить на месте
Человек?!
Люблю я жеребенка,
Который узнает
Своих родителей.
Мне кажется,
Он станет ржать в тоске.
Такая жалость!

Что-то в этом духе. А поскольку Канэиэ прислал свои стихи с посыльным, с ним же я послала стихи:


Если вдруг ее бросает
Тот, к кому привязана она,
Кобыла из Митиноку
Полагает -
Вот он, конец.

Не знаю, что он подумал, но на это пришел ответ:


Когда б я назывался
Жеребенком из Обути[25],
Не привязался бы
К тому, кто близок мне...
Но я - не он.

И снова я ответила ему:


Я предпочла бы,
Чтобы ты и вправду
Был жеребенком тем.
Тебя я приручила б
И попросила приходить.

Опять его ответ:


С тех пор, как задержали
Жеребенка
У заставы
Сиракава,
Прошло уж много дней.

«Послезавтра у нас будет Афусака, Застава Склона встреч», - известил меня Канэиэ. Это происходило в пятый день седьмой луны. Канэиэ как раз был в затворничестве по случаю длительного воздержания[26], и, получив от него весточку, я отправила ему ответное послание:


Ужели хочешь ты договориться,
Чтобы теперь встречаться нам
Лишь раз в году, седьмого,
Подле Реки Небесной,
Как те звезды?![27]

Наверное, он подумал: есть в этом правда, и мои слова, как будто бы, запали ему в душу. Так прошло сколько-то месяцев. Я была спокойна, когда услышала, что женщина, которая пресытила взор Канэиэ, теперь стала куда более активной. Что же с тем делом, которое продолжалось издавна? Как ни трудно все это было вынести, но то, что я жила, постоянно сокрушаясь, было, видимо, предопределено в моих прежних жизнях.


***

Канэиэ, начав с младшего секретаря, сделался особой четвертого ранга[28], прекратил службу во дворце Чистой прохлады, а на церемонии возглашения чиновников был назван старшим служащим в каком-то ведомстве, вызывавшем у него большое раздражение. Ему это ведомство представлялось настолько неприятным, что он, вместо службы, стал гулять там и сям, и мы подчас весьма безмятежно проводили с ним дня по два-три.

И вот от принца, главы того ведомства, к которому Канэиэ проявил такое равнодушие, доставили послание:


В один моток
Попали
Спутанные нитки.
Так отчего они
Встречаться перестали?

Канэиэ ответил ему:


Еще от автора Митицуна-но хаха
Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями)

Настоящее издание представляет собой первый русский перевод одного из старейших памятников старояпонской литературы. «Дневник эфемерной жизни» был создан на заре японской художественной прозы. Он описывает события личной жизни, чувства и размышления знатной японки XI века, известной под именем Митицуна-но хаха (Мать Митицуна). Двадцать один год ее жизни — с 954 по 974 г. — проходит перед глазами читателя. Любовь к мужу и ревность к соперницам, светские развлечения и тоскливое одиночество, подрастающий сын и забота о его будущности — эти и подобные им темы не теряют своей актуальности во все времена.


Рекомендуем почитать
Кадамбари

«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.