Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки) - [13]

Гляжу на это разнотравье.

Но срок придет,

И белая роса

Красу цветов

Укроет без разбора.

Он ответил:

Своею осенью

Еще я не пресыщен.

Словами о цветах

Не выразить

Того, что на душе.

Так мы переговаривались, между нами сохранялись неприязненные отношения, мы таились друг от друга.

***

Когда луна, которая в эту пору восходит поздно, вышла из-за гребней гор, Канэиэ дал понять, что собирается уходить. Должно быть, чем-то мой вид показывал, будто я считаю, что нынешней ночью этого не произойдет. Чтобы он так не думал, несмотря на его слова: «Ну, если мне надо здесь остаться ночевать...» - я сочинила:

На гребнях гор

Не остается

Полночная луна,

Что поднимается

В небесные просторы.

Его ответ:

Мы говорим,

Что поднимается луна

На твердь небесную.

Но простираются лучи

До самого речного дна.

После этих своих слов Канэиэ остался у меня ночевать.

***

Вскоре разбушевалась сильная осенняя буря, так что прошло всего два дня, и Канэиэ пришел опять[17]. Я высказала ему замечание:

- Большинство людей уже присылали узнать, как я чувствую себя после той бури, которая была накануне.

Подумал ли он, что я права, но только с совершенно невозмутимым лицом произнес:

Чтоб не рассыпало слова,

Как листья от деревьев,

Плодов я разве не дождался

И сам к тебе

Сегодня не пришел?!

Я тотчас же сказала:

Пусть листья те

Рассыпало бы бурей,

Их все равно

Ко мне бы принесло -

Так сильно дул восточный ветер.

Так сказала я, и он ответил:

Ты говоришь: «Восточный ветер».

А ветер носится везде.

Откуда знать,

Что он не разнесет

О нас дурную славу!

Чувствуя, что проигрываю, я заговорила снова:

Конечно, было б жаль,

Когда бы ветром разбросало

Твои слова. Но ты их не сказал

Сегодня утром даже,

Придя ко мне.

Так это и было, и, похоже, Канэиэ сам сожалел об этом.

***

Примерно в десятую луну он собрался однажды выходить от меня и уже сказал:

- Есть одно неотложное дело, - как пошел беспрерывный нудный осенний дождь. Несмотря на то, что дождь был довольно сильный, Канэиэ все-таки был настроен идти. Тогда, стыдясь сама себя, я сказала:

Ты думаешь,

Достаточна причина,

Но ночь так глубока,

И дождь идет осенний.

Не стоит уходить!

Но он тогда, кажется, все-таки ушел.

***

Пока это все происходило, Канэиэ, похоже, совсем оставил свои посещения того места, которое прежде казалось таким прекрасным - после того, как там родился ребенок. В ту пору характер у меня стал неуживчивый, и я думала, что жизнь моя испорчена и что хорошо бы вернуть той женщине мои мучения. А теперь мне стало казаться, что в конце концов так и получилось: не оттого ли даже ребенок, который тогда родился, и тот умер? Сама эта женщина была императорского рода - побочная дочь одного из младших принцев. Слов нет, положение ее было очень незавидное. В последнее время лишь только человек, который не ведал искренних чувств, судачил о ней. Что же должна испытывать эта дама теперь, когда у нее внезапно все переменилось! По-моему, сейчас, она переживала страдания даже несколько большие, чем я. От этой мысли у меня отлегло от сердца.

Канэиэ, как я слышала, теперь возвратился в главный свой дом. Однако оттого, что ко мне он, как обычно, наведывался редко, сама я часто испытывала чувство неудовлетворенности. А ребенок мой начинал все больше лепетать. Канэиэ, когда уходил от нас, всегда говорил: «Скоро приду!». Ребенок слышал эти слова и теперь вовсю подражал им. И снова, не зная устали, сердце мое стало окутываться печалью. Знакомая дама, привыкшая бесцеремонно встревать в чужие дела, говорила мне:

- А чувствуете вы себя еще такой молодой!

Несмотря на все это, Канэиэ совершенно невозмутимо замечал:

- Я ведь не делаю дурного.

Он появлялся с таким безгрешным видом, что я всегда была занята раздумьями о том, как же мне быть дальше. Так или иначе, мысли мои иногда обращались к тому, чтобы обя­зательно поговорить с ним и выяснить для себя все, - но чуть только настроюсь на решительное объяснение, как опять не могу вымолвить и слова.

И тогда я решила попытаться записать свои раздумья:

Все думаю -

И прежде, и теперь

Моя душа

Наполнена страданьем.

Неужто так и будет до конца?

С той осени, когда мы повстречались,

Поблекли

Краски светлые

У листьев слов твоих.

Я под печальными деревьями

Охвачена печалью.

Я по отцу грущу,

Который той зимой сокрылся в облаках[18],

Со мною разлучившись.

Печальные осенние дожди!

Они, как слезы, - начинают литься,

Не ждут, пока сгустятся облака.

Возможно, он был полон

Безрадостных предчувствий:

«Ты не забудь

Про иней, дочь мою», -

Так, кажется, сказал он на прощанье.

Его слова услышав,

Я думала, все так и будет.

Почти тотчас же

Отец расстался с нами

И отбыл далеко,

Где около него

Лишь облака белели.

Сквозь небеса

Проследовал, -

Туман молвы за ним тянулся

И, наконец, прервался.

Я думала -

На родину опять

Стремится

Дикий гусь.

Напрасно я ждала,

И жду теперь напрасно.

Сама я стала

Пустой, как скорлупа цикады.

И не сейчас же

Стали твои чувства иссякать -

Река из слез

Уже давно течет.

Постыдная река

Течет из-за того,

Что, видно, такова судьба.

Течет река и не кончается никак.

Но каковы грехи мои в прошедших жизнях?

Иль тяжелы?

Порвать не в силах с тем, что суждено,

Отдалась я течению

Потока быстрого - того же, что и ты.