Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки) - [12]
Это послание я прикрепила к стреле и отправила Канэиэ.
А в ту пору, когда встречи между нами прервались, мой дом как раз выходил на дорогу, по которой он ездил ко двору, поэтому то среди ночи, то на рассвете Канэиэ проезжал мимо него, отрывисто покашливая. Он думал, что я не слышу этого, но до моих ушей доносилось все это, и сон не шел ко мне. Как сказано: «Ночь длинна, но мне не спится»[12]. На что было похоже чувство от таких видений и звуков? Теперь я подчас думала о том, как хотелось бы мне жить там, где его не видно и не слышно. До меня доносилось, как мои люди говорили между собою: «Неужто тот, кто прежде бывал здесь, теперь оставил ее?». Я не придавала этому значения, только с наступлением темноты мне делалось очень одиноко...
Было слышно, что в доме главной госпожи, где, как говорили, было много детей, он совсем перестал бывать. «Ах! Ей еще тяжелее, чем мне», - думала я, проникнувшись состраданием к главной госпоже. Дело было около девятой луны. Вложив в стихи все свои чувства, я написала:
Ответные слова были краткими:
Насовсем Канэиэ меня не оставлял, время от времени мы с ним виделись, - с тем и наступила зима. Ложилась ли, пробуждалась ли ото сна, я только и делала, что забавлялась со своим ребенком и незаметно для себя напевала: «Я как-нибудь задам вопрос малькам форели из садка»[13].
Год опять сменился, и наступила осень. В это время Канэиэ забыл у меня рукописный свиток, который читал тогда и с которым ко мне пришел. Он прислал за ним. На бумаге, в которую я завернула рукопись, я написала:
В ответ он прислал объяснение:
Пока посыльный ждал, я написала:
Так мы и общались. А между тем наступило лето, и в это время у женщины с городской улочки родился от Канэиэ ребенок. Определив благоприятное направление[15], он сел с нею в один экипаж и, подняв на всю столицу шум, с непереносимым для слуха галдежом проехал также и мимо моих ворот. Я была сама не своя - не проронила ни слова, но те, кто видел все это, начиная с моих служанок, громко возмущались:
- Какое беспокойство все это доставляет! Сколько на свете других дорог, чтобы ездить по ним!
Когда я слышала их, то думала даже, что лучше бы мне умереть. Однако обстоятельства никогда не складываются так, как думаешь. Поэтому в голову ко мне стали приходить горестные размышления о том, что уж лучше мне отныне и впредь никогда не видеть Канэиэ, раз я не могу составить соперничество другой. Дня через три-четыре пришло письмо. Когда я, неприятно пораженная бессердечием Канэиэ, просмотрела это письмо, то обнаружила в нем: «Это время было неблагоприятным для наших встреч, поэтому я не мог приходить. Но вчера благополучно совершились роды. Однако я думаю, что ты станешь избегать меня, пока продолжает действовать осквернение[16]». Моему чувству стыда и возмущения не было предела. Я вымолвила только: «Все в порядке». А после того, как мои люди расспросили посыльного, и я услышала, что родился мальчик, у меня стеснилось дыхание. Прошло дня три или четыре, и Канэиэ решился на совсем бессердечный поступок - пришел показаться сам. Я даже не вышла взглянуть, с чем он пожаловал, и он очень скоро удалился. Потом это повторялось часто.
С приходом седьмой луны, когда стали близиться состязания по борьбе, Канэиэ прислал ко мне завернутые в узел две вещи - старую и новую, передав на словах что-то вроде: «Пусть это сошьют!».
Старомодная моя матушка заметила по этому поводу:
- Ах, какая жалость! Видимо, там для него этого не могут сделать.
- Там же собрались одни неумехи, - говорили другие, - ничего вообще не надо делать, лучше услышать, как они там бранятся!
На том и порешили: все отослали назад, а после узнали, что шитье разделили и выполнили в разных местах. Там, видимо, сочли меня бесчувственной: больше двадцати дней Канэиэ не давал о себе знать.
Потом по какому-то случаю пришло письмо: «Я хотел бы навестить тебя, но испытываю неловкость. Если ты скажешь: "Хорошо, приходи", - преодолею нерешительность». Я думала было оставить письмо без ответа, но мне отовсюду стали говорить: «Это очень безжалостно, это слишком», - и я написала:
И он прислал ответ:
С тем же посыльным я отправила ему стихи:
Такими словами я выразила свое согласие, и Канэиэ снова появился у меня в доме.
Однажды, наблюдая из постели, как перемешаны разнообразные цветы, что распустились перед моим домом, я произнесла (должно быть, мы испытывали недовольство друг другом):
Настоящее издание представляет собой первый русский перевод одного из старейших памятников старояпонской литературы. «Дневник эфемерной жизни» был создан на заре японской художественной прозы. Он описывает события личной жизни, чувства и размышления знатной японки XI века, известной под именем Митицуна-но хаха (Мать Митицуна). Двадцать один год ее жизни — с 954 по 974 г. — проходит перед глазами читателя. Любовь к мужу и ревность к соперницам, светские развлечения и тоскливое одиночество, подрастающий сын и забота о его будущности — эти и подобные им темы не теряют своей актуальности во все времена.
В книге впервые на русском языке публикуется литературный перевод одной из интересных и малоизвестных бенгальских средневековых поэм "Победа Горокхо". Поэма представляет собой эпическую переработку мифов натхов, одной из сект индуизма. Перевод снабжен обширным комментарием и вводной статьей.
«Книга попугая» принадлежит к весьма популярному в странах средневекового мусульманского Востока жанру произведений о женской хитрости и коварстве. Перевод выполнен в 20-х годах видным советским востоковедом Е. Э. Бертельсом. Издание снабжено предисловием и примечаниями. Рассчитано на широкий круг читателей.
Омар Хайям родился в 1048 году в Нишапуре. Там же учился, позже продолжил обучение в крупнейших центрах науки того времени Балхе, Самарканде и др. Будучи двадцати одного года от роду Омар Хайям написал трактат «О доказательствах задач алгебры и аллукабалы». В 1074 г. возглавил крупнейшую астрономическую обсерваторию в Исфахане. В 1077 г. закончил писать книгу «Комментарии к трудным постулатам книги Евклида». В 1079 г. создал более точный по сравнению с европейским календарь, который официально используется с XI века.После смены правителя Исфахана обсерваторию закрыли.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Повесть о дупле» принадлежит к числу интереснейших произведений средневековой японской литературы эпохи Хэйан (794-1185). Автор ее неизвестен. Считается, что создание повести относится ко второй половине X века. «Повесть о дупле» — произведение крупной формы в двадцати главах, из произведений хэйанской литературы по объему она уступает только «Повести о Гэндзи» («Гэндзи-моногатари»).Сюжет «Повести о дупле» близок к буддийской житийной литературе: это описание жизни бодхисаттвы, возрожденного в Японии, чтобы указать людям Путь спасения.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.