Дневник. 1923–1925 - [4]

Шрифт
Интервал

.

Женская самоидентификация была свойственна и некоторым другим гомосексуалам из круга Сомова, поэтому читателя дневников не должно удивлять, что художник употребляет женские имена, в том числе в эротических описаниях.

В середине сентября 1924 года Сомов снова поехал в США, чтобы окончательно вернуться во Францию следующим летом. В дневнике не поднимается вопрос о возвращении в СССР, однако, судя по одному из писем Лукьянова сестре художника, все уже было решено: «Он [Сомов — ПГ] в восторге от Парижа, пишет, что даже помирать теперь не хочется, [не] испробовав все сладости парижской жизни. Да, Анюта, кто раз вкусил здешнего яду, тому жизнь ни в жисть нигде»[34]. И: «Анкосик [прозвище Сомова — ПГ] пишет, что не представляет теперь иной жизни, как в Париже, — вот ведь околдовал его как Париж»[35].

Приезд самой А. А. Михайловой в Париж в 1925 году был возможен, однако она не захотела оставлять в Ленинграде мужа (с ним у Сомова были в целом корректные, но далекие от дружественных отношения). Художник объяснял в дневнике: «Писал Анюте в отв[ет] на ее письмо: ее план приехать в П[ариж] с С[ергеем] Дмитр[иевичем]. Я ей откровенно написал, что нахожу этот план неудачным»[36]. Возможно, Сомов надеялся уговорить сестру остаться с ним во Франции, тогда как присутствие С. Д. Михайлова его не устраивало.

Таким образом, к концу 1925 года жизнь Сомова в эмиграции вошла в русло, в котором протекли оставшиеся художнику 14 лет. Судя по всему, он сделал верный выбор. Вряд ли Сомов со своей разборчивостью в заказах и заказчиках смог бы успешно работать в СССР, особенно после конца НЭПа. Его интимное, камерное искусство было совершенно несозвучно происходившему там в 1920-е, а тем более в 1930-е годы.

Оставаться в США художнику, наверное, тоже не стоило — несмотря на сложившийся круг общения и определенные перспективы, эта страна оказалась для него чуждой. Между тем, Франция, хорошо знакомая Сомову по довоенным поездкам, к 1925 году сделалась главным центром русской эмиграции в Европе. Помимо Лукьянова там жили некоторые друзья Сомова по Петербургу: В. Ф. Нувель, А. Н. Бенуа, Г. Л и В. О. Гиршман и другие.

* * *

Текст настоящей публикации приводится по фотокопии дневников, сверенной с оригинальной рукописью, хранящейся в отделе рукописей Государственного Русского музея. Все архивные шифры приведены согласно описи фонда 133 ОР ГРМ. В этот том вошли следующие тетради: ОР ГРМ. Ф. 133. Ед. хр. 420–428 (по л. 31 включительно).

Для комментария помимо прочих источников использовались письма Сомова к А. А. Михайловой с конца 1923 года по 1925 год. Их отрывки были изданы в 1979 году[37]. К сожалению, указанная публикация не лишена многих недостатков[38].

Тем не менее, если опубликованные в 1979 году фрагменты удовлетворяют задачам комментирования и не содержат существенных расхождений с рукописью, цитаты приводятся по этому изданию. В иных случаях единственно возможным выходом было обращение к рукописям.

Впрочем, читатель должен учитывать специфику переписки Сомова с сестрой[39]. Дневник художника представляет собой намного более полный и откровенный документ. Сомов сам признавался: «Я способен писать только корявые и неискренние придуманные письма»[40].

Принципы передачи текста дневника Сомова здесь те же, что и в предыдущем томе. Дневник публикуется в соответствии с современными нормами пунктуации и орфографии с сохранением значимых особенностей авторского стиля. Повторы слов, орфографические и грамматические ошибки исправлены в тексте; в отдельных случаях авторское написание приведено в подстрочных примечаниях.

Архаизмы и характерные искажения сохранены. То же относится и к географическим названиям (например, Баэнос-Айрес, Нью-Уорк, Эгипет), тем более что в ряде случаев их написание в дневнике соответствует орфографии, принятой в начале ХХ века.

Представляется важным обратить внимание на непривычные для современного русскоязычного читателя падежные окончания некоторых заимствованных из иностранных языков слов. В дневнике Сомова они того же рода, что и в языке заимствования. Так, Chianti (кьянти — итал.) в дневнике мужского рода, а gare (вокзал — франц.) — женского.

Оставлены без перевода глубоко укоренившиеся в русском языке иностранные слова (например, metro, auto и проч.), названия улиц, площадей, кварталов и населенных пунктов, магазинов, ресторанов, театров, музеев, торговых марок (Burberry, Givenchy, Atkinsons и т. д.), наименования вин и других продуктов (Asti spumante, Crème de cassis и т. д.), а также названия денежных единиц (franc — франк, centime — сантим и т. п.). Названия журналов, газет и других периодических изданий также в большинстве случаев не переведены, что не распространяется на названия книг и кинофильмов. В тех случаях, когда у написанных на иностранных языках книг в русском переводе есть устоявшиеся названия, они приводятся в подстрочных комментариях. Исключение составляют названия, состоящие исключительно из имен собственных.

Искаженные Сомовым фамилии, которые он со слуха или по небрежности записывал по-разному, приведены в соответствии с рукописью. Названия произведений искусства заключены в кавычки только в тех случаях, когда это соответствует рукописи, — Сомов не всегда давал своим работам определенные названия и часто лишь отмечал в дневниках их характерные особенности.


Еще от автора Константин Андреевич Сомов
Дневник. 1917–1923

Дневник художника, участника объединения «Мир искусства» Константина Андреевича Сомова (1869–1939) — ценнейший источник по истории русского искусства. В эту книгу вошли записи петроградского периода 1917–1923 г. Публикация сопровождается предисловием, развернутым комментарием, указателем имен, аннотированными фотографиями, различным справочными материалами.


Рекомендуем почитать
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.


Освобождение "Звезды"

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Воспоминания о Евгении Шварце

Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».