Дневник, 1890 г. - [40]

¹⁴⁴4) С разных сторон и в жизни, и в своем писаньи все чаще и чаще прихожу к мысли о том, что люди мыслят большею частью в той мере, в к[акой] они не святы, не с тем, чтобы найти истину, а только с тем, чтобы им оправдать и возвеличить себя. Только святой может мыслить совсем правильно, и только мысль святого плодотворна. Люди же грешные полны желаний, отвращений, ожиданий, пристрастий, и мысль служит им. Картина, сюжет кот[орой] обличает нас, кажется нам технически плохою, и наоборот. — Так что для того, чтобы понять предмет, нужно не вникать в него, думать, разбирать его, а нужно очищать свое сердце от желаний, пристрастий, надежд мирских — от греха, увеличивать любовь, как для того, чтобы видеть через замерзшее стекло, надо не напрягать зрение, не приближаться к стеклу, а очищать и оттаивать его.

5) Нынче, молясь об искушениях славы людской, о том, что презирание нас людьми должно быть радостно для нас, думал об юродстве, прикладывал его к себе и почувствовал опасность юродства для такого слабого человека, как я.

Если совершенно отрешишься от людского мнения о себе, будешь даже искать осуждения, то лишишь себя сдерживающей силы людского мнения, кот[орое] для слабого человека еще нужно. Я думаю, что это есть ахилесова пята юродства. Начнет делать для того, чтобы люди осуждали его, а потом отдастся соблазну.

Писал нынче — немного, но как будто подвигаясь. Начал вчера Кон[евскую] сначала. Очень весело ее писать. Теперь 10. Иду наверх. Помоги, Отец, перед тобою, живя для твоей любви, развязать зло.

16 Декабря. Я. П. 90. Если б. жив.

[16 декабря.] И точно, если буду жив. Вчера лег и не мог спать. Сердце сжималось, и, главное, мерзкая жалость к себе и злоба к ней. Удивительное состояние! При этом нервный подъем, ясность мысли. Я бы мог написать этими усилиями прекрасную вещь. Встал с постели в 2, пошел в залу ходить. Вышла она, и говорили до 5-го часа. То же, что бывало. Немного мягче с моей стороны. Кое-что высказал ей. Я думаю, что надо заявить правительству, что я не признаю собствен[ности] и прав, и предоставить им делать, как они хотят. Встал в 10. Гулял. Молился. Молитва становится чем-то механическим: стараюсь прочесть всё. А между тем жаль оставить ее. Нынче что-то сильно думал во время молитвы, теперь забыл. Дома писал порядочно — подвинулся.

Всё не могу перейти в простой ласковый, любовный тон, не только с нею, но и со всеми. Доказательство, что вина во мне. Последние слова мои вчера были: не суди меня; а я себя сужу за то, что мало любовен — ищи того же в себе. — Вероятно, что-нибудь запало ей из моих слов, что — не знаю, но запало. Ездил верхом через Овсян[никово] на Козловку. Письмо вчера анонимное: говорит — «за спасение одн[ого] юноши — медаль, сколько же тебе?» Рассказыва[ет], как он пал. Нынче письма от Никифорова, Черткова. Читаю пустяки, Дюма. — Нервы как будто спустились. Теперь 10-й час, иду наверх.

17 Дек.90. Я. П. Если б. жив.

[20 декабря.] Жив. Нынче 20. Все три дня очень плохо работалось. — 17. Кажется, приехали Попов и Хохлов. Напряженно от разлада образа жизни с образом мысли, но твердые люди, особенно Хохл[ов]. Писал письма двум мужичкам Журав[ову] и Семенову, Долнеру, Ярыжк[ину] и Ге. Получил письма от шекеров — два. Вчера приезжал Жиркевич. Добрый юноша. — Нынче, 20, очень б[ыло] тяжело нравственно — тоска, всё дурно, и нет любви. Молитва становится формой. Маша уехала. Дурно жил, очень дурно. Нынче взял копию крестьян. Нынче опять от шекеров Holister’a об апокалипсисе. Были мысли — забыл. Помню одно: увеличивать любовь в людях и в себе одно нельзя без другого; и признак настоящей жизни — когда совершается и то и другое, т. е. тогда только увеличивается любовь в людях, когда при этом она растет в тебе. Если нет в тебе роста любви, то недействительна твоя работа. И тогда только увеличится любовь в тебе, когда она увеличивает любовь в людях. Если деятельность твоя для твоей души не увеличивает любовь в людях, то она тщетна для твоей души. —

У Ренана прочел очень умно: сверхъестественное не б[ыло] сверхъестественно и теперь не сверхъестестве[нно], surnaturel¹⁴⁵ для людей, не имеющих научного (как он говорит) взгляда на мир: для них чудо не сверхъестественно, а натурально. Всё для них совершается чудесами.

21 Дек. 90. Я. П. Если буду жив. —

[21 декабря.] Встал очень рано. Разбудила телеграм[ма]. Соня родила сына. Писал — всё о церкви, и всё медленно движется вперед. Приехали Ил[ья] и Филос[офова] и Таня. Всё после обеда ничего не делал. Вялость мысли.

22 Д. 90. Я. П. Е. б. ж.

[25 декабря.] Нынче 25. Вечер, 8 часов. Сейчас делали елку. Я сидел внизу и читал Ренана. Замечательно умно. Перед обедом гулял, спал и у Левы просил прощения за то, что огорчил его. Начался во время чая при Дунаеве разговор об образе жизни, времени repas;¹⁴⁶ он упрекал мать; а я сказал, что он с ней вместе. Он сказал, что они все говорят (и необыкновенно это), что нет никакой разницы между Машей, Чертк[овым] и им, а я сказал, что он не понимает даже, в чем дело, сказал, что он не знает ни смирения, ни любви, принимает гигеническ[ие] заботы за нравствен[ные]. Он встал с слезами в глазах и ушел. Мне было очень больно и жалко его, и стыдно. И я полюбил его. Поговорил, но жалко, что б[ыло]. — Так что ничего не писал. Ночь плохо спал.