Дива - [59]

Шрифт
Интервал

Он не стал воспалять воображение, вернулся обратно на холм и встал там, где стоял вчера. Чтобы не задремать и чего-нибудь не пропустить, вышел из машины и ещё полчаса нарезал круги по холму, осматриваясь и прислу­шиваясь. Мышкующая лиса покружилась по склону, дя­тел постучал на старой вырубке, да пара воронов про­летела — весь живой мир. И молоковоз не идёт ни туда, ни сюда, а того быть не может, чтоб в сентябре при таком травостое не было утренней дойки! Однако же колхозные нравы даже и в тайных колхозах оставались прежними: на работу никто не торопился, по крайней мере, молоко­воз по дороге за лесом не проползал и доярки не спеши­ли. А на восходе подул ледяной ветерок...

Сначала он сел в машину и включил двигатель, чтобы погреться, однако по привычке всё ещё вертел головой но сторонам. Потом поехал к дороге за перелеском, чтоб посмотреть следы молоковоза, и, едва спустился с бугра в сосновый подрост, как почуял, что это совсем другое место. И перелеска не было — начинался сплошной мас­сив сорного молодняка на все четыре стороны. Хотя доро­га существовала! Только по ней в последний раз ездили ещё до дождей и уж никак не на бензовозе — на джипе, да и стада коров не прогоняли уже, поди, лет двадцать. Л вот лоси и кабаны изредка ею пользовались...

И основной приметы — ржавого трактора — на пе­рекрёстке не было.

Всё-таки Зарубин решил посмотреть, что на другом конце этой дороги, проехал, как вчера, ровно полтора ки­лометра и увидел поляну, густо засеянную овсом и горо­хом. А с краю, у леса, виднелся лабаз с крышей, перед ко­торым овсы были поедены и побиты зверем. Однако же летняя дойка здесь когда-то стояла! По краю поля кое-где сохранились колья от загонов, но самое главное — посе­редине торчал остов сарая из белого кирпича. Бывший ещё вчера целым!

Гадая, когда ему поблазнилось — вчера или сегодня, — Зарубин с оглядкой прибрёл к лабазу и поднялся по бар­ской лестнице с перилами: засидка была сооружена явно для высокого начальства, только телевизора не хватало, а так жить можно и спать есть где. Узкие бойницы за­стеклены, рамы открываются бесшумно и даже шторки на окнах, чтобы йети не подглядывали. И всё это сдела­но давно, не к приезду короля: Недоеденный умел при­нимать гостей любого ранга. Проверяя сектор обстрела, Зарубин стал открывать шторки и вдруг увидел на поле человеческую фигуру в знакомом синем тулупе Деда Мо­роза. То ли стёкла увеличивали, то ли такой была оптика атмосферы, но артист показался высоченным. Овёс ему был по колено! Он уходил торопливо, оглядываясь, а по­том вовсе побежал, делая огромные скачки, и Зарубин понял, что спугнул его. За полминуты Дед Мороз пересёк полукилометровое поле и скрылся в густом кустарнике.

Если с него снять маскарадный тряпочный тулуп, об­рядить во что-нибудь шерстяное да выпустить в сумер­ках, когда от земли вьётся туманчик, от снежного чело­века не отличить...

Было полное ощущение, что только сейчас на поле Зарубин видел не человека, а звероподобное суще­ство, даже нанесло неким мускусным запахом. В уют­ном лабазе вдруг стало неуютно, хотелось немедлен­но покинуть это чёртово место, хотя он понимал, что всё это — детские страхи, оставшиеся ещё с тех пор, когда он из окон своей квартиры видел зону и постро­енных на плацу «зверей». И всё же без суеты он спу­стился на землю и, подгоняемый неприятным ощуще­нием, не спеша добрёл до своей машины, а это стоило больших трудов! Зарубин понимал: стоит лишь раз под­даться искусительным чувствам, побежать, как начнёт­ся паника сознания, и тогда снежные человеки полез­ут из всех углов.

Он развернул машину и без оглядки поехал назад, на бугор со столбами, однако ощущение наваждения по­плыло за ним облаком и, когда он остановился, окутало холм. И тут Зарубин вспомнил криптозоолога Толстобро­ва — и впрямь на Пижме словно схлестнулись между со­бой два пространства. Вроде кругом всё то же, но будто много времени миновало! Столбы электролинии на месте, однако покосились, и уазовский след хоть и есть, но буд­то старый, прибитый дождями: именно здесь они повер­нули с Костылём на подкормочную площадку, где пасся королевский медведь.

Навязанный окружением морок постепенно прони­кал в мозги, и чтобы этого не случилось, сегодня же надо сесть на лабаз, отстрелять бонусного старика, что­бы не увезли трофей в Европу, и загасить парное молоко кровью. Пить горячую медвежью кровь самца его нау­чили нивхи на Дальнем Востоке. Они делали это риту­ально и почти регулярно, дабы напитаться мужеством, укрепить сердце, не бояться духов и заодно избавиться от десятка человеческих болезней и немочей...

11

На базу он приехал к обеду, когда сборщики  вернулись из леса и взялись за обработку   урожая. Резиновый леший окончательно сдулся, однако же ещё сидел под деревом, уронив голову: всеобщий страх перед нечистой силой был исторгнут не только у егерей, но и у всего населения охотничьей базы, и мальчишки теперь пытались нака­чать куклу автомобильным насосом. Зарубин хотел сра­зу же лечь спать, однако Костыль попросил дождаться наряда милиции, высланного из райцентра. Надо было ответить на вопросы следователя относительно Боруты со своим подельником и мешка с куклой, а пока пообе­дать. В трапезную, как здесь называли столовую, он по­шёл и за накрытый стол сел, но даже малейших призна­ков голода не чувствовал.


Еще от автора Сергей Трофимович Алексеев
Аз Бога ведаю!

Десятый век. Древняя Русь накануне исторического выбора: хранить верность языческим богам или принять христианство. В центре остросюжетного повествования судьба великого князя Святослава, своими победами над хазарами, греками и печенегами прославившего и приумножившего Русскую землю.


Сокровища Валькирии: Стоящий у Солнца

На стыке двух миров, на границе Запада и Востока высится горный хребет. Имя ему - Урал, что значит «Стоящий у солнца». Гуляет по Уралу Данила-мастер, ждет суженую, которая вырастет и придет в условленный день к заповедному камню, отмеченному знаком жизни. Сказка? Нет, не похоже. У профессора Русинова есть вопросы к Даниле-мастеру. И к Хозяйке Медной горы. С ними хотели бы пообщаться и серьезные шведские бизнесмены, и российские спецслужбы, и отставные кагэбэшники - все, кому хоть что-то известно о проектах расформированного сверхсекретного Института кладоискателей.


Рекомендуем почитать
Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.