В этой атаке (на Рассел-Топ) Рик остановил свой отряд; пуля попала в правое легкое, и ему еще повезло, он свалился в воронку от снаряда около «потайной траншеи», которую наши вырыли перед своей огневой линией. (Немного раньше здесь погибло множество турок.) Рассел-Топ достался нам от новозеландцев; бедняги турки не заметили траншеи, ну и почти все свалились туда, там их и прикончили гранатами (я больше всего полагаюсь на гранаты; каждому солдату следовало бы полчаса в день тренироваться в метании пятифунтовых гранат)».
Когда я приходила проведать Хьюго, он жаловался на то, что у меня холодные руки, и еще он говорил, что плохо спит, и тогда я посоветовала ему перед сном мысленно представить себе спокойную медленную реку в лунном свете. Совет мой ему не помог — это и не удивительно после всего, что ему пришлось испытать.
Он нарисовал схему, чтобы я могла представить себе, как развивались события на шестидесятой высоте, когда десятый полк захватил окоп; но о своей роли в ее удержании и обороне он не сказал ни слова. С величайшим восхищением вспоминал он всегда о людях, сражавшихся рядом с ним, и горевал о тех, кто погиб в то раннее воскресное утро, особенно о капрале Феррьере.
Отвечая на другой мой вопрос, Хьюго писал:
«В атаку шли примерно 170 ребят из десятого — по крайней мере столько нас было там к началу боя по списку, хотя потом мне говорили, будто только человек двадцать пять выдержали до конца. Множество здоровых, крепких ребят после первой же схватки валились замертво и уже ничего кругом не видели и не слышали, хотя были целы и невредимы. Удивительно, как мало в тот вечер было убитых.
Не забудьте замолвить словечко и за турецких ребят, мы на них не в обиде — они славные и умеют драться. И пошутить тоже умеют, скажем, вывесят для нас плакат с надписью: «Падение Варшавы» или, если мы стреляем по их подзорным трубам, помашут — мол, не попали, мимо. Большинство рассказов об их зверствах — чистейший вздор».
О том, как Хьюго заслужил орден, я узнала из статьи сержанта Мак-Миллана, который участвовал в бою на шестидесятой высоте.
Мак-Миллан, человек довольно состоятельный, добровольно пошел служить в десятый полк легкой кавалерии. Его отчет о сражении был напечатан в Лондонской «Дейли мейл» (27 октября 1915 года). Прочитав статью, я решила, что мне нет нужды еще раз писать о том же. В статье Мак-Миллана говорилось:
«Утром 29 августа лейтенант Троссел с группой других офицеров, среди которых был и генерал, чьего имени я не знаю, в течение долгого времени осматривал вражеские позиции. Возвратившись, он сказал, что нам поручено захватить и удержать очень важную позицию.
Вскоре подошел генерал и обратился к нам с речью. Предстоит очень трудное и важное дело, объяснил он, и выполнить его приказано нам. Мы должны отбить у врага и удержать окоп, обладание которым абсолютно необходимо для успеха большой операции. «Захватив окоп, — сказал он, — вы должны держаться до последней капли крови. Я верю в вас, друзья мои».
Окоп находился на расстоянии восьмидесяти-девяноста ярдов, и разделявшая нас полоса земли была совершенно ровной и плоской. Предстояла довольно длинная перебежка, к тому же, когда прозвучал сигнал к атаке, пули так и свистели кругом. Однако потери наши были невелики, и во мгновение ока мы уже ворвались в окон. Большинство турок бежали от наших штыков, а с теми, кто остался, мы очень быстро разделались.
Троссел находился на правом фланге, а я на левом, но я совершенно отчетливо видел его. Вместе с ним были капрал Феррьер, капрал Мак-Ни, рядовые Мак-Магон и Рентон. Им досталась наименее защищенная часть окопа; устроив баррикаду из мешков с песком, ребята отбивали ее гранатами и ружейным огнем. Снова и снова турки пытались выбить нас, но мы снова и снова обращали их в бегство.
Вот тогда-то с особенной яркостью и проявился боевой дух, который я всегда чувствовал в Тросселе. Настоящий командир, он был там, где жарче всего кипела схватка. С гордо вскинутой головой, весь в упоении битвы — именно таким мы представляем себе воина былых времен, когда бой шел в открытую, один на один. Голос его звенел, подбадривая остальных: «Держитесь, ребята, всыпьте им как следует!» И ни один из нас в те минуты не отступил бы ни на шаг, даже ради спасения своей бессмертной души.
Он вел нас и дрался наравне со всеми, пуская в ход винтовку и гранаты. Никто в полку лучше Троссела не умеет орудовать винтовкой, и множество атакующих турок полегло в тот день от его руки. А как он метал гранаты! Он на лету перехватывал вражеские гранаты, и они летели обратно, на турок. Он дрался как человек, не знающий ни страха, ни пощады. Да, в тот день мне довелось видеть двух истинных героев.
Вторым был рядовой Мак-Магон.
Но будем справедливы и ко всем остальным, сражавшимся за тот окоп. Они оказались достойными своего командира. Турки намного превосходили нас численностью и дрались упорно, отчаянно. То был жестокий и долгий бой, и я не могу назвать ни одного человека, которому удалось бы выйти из него целым и невредимым. Но именно он, Троссел, ныне кавалер Креста Виктории, вел нас, вселял в вас уверенность в победе...