В то время как раз были опубликованы «Пионеры», и Хьюго жаждал прочесть мою книгу. Но прежде чем мы встретились с ним снова, в газетах появилось сообщение о том, что его наградили Крестом Виктории.
Я поздравила его телеграммой и тут же совершенно забыла о нем, потому что мне вдруг как снег на голову свалился братец Найджел, прибывший из Дарданелл с плавучим госпиталем. Едва успев сдать квалификационные экзамены и стать врачом, он тут же добровольно вступил в армию. Автоматически он получил звание капитана, и форма чрезвычайно ему шла. Я была несказанно счастлива видеть его и вместе с ним радовалась благополучному завершению его долгой борьбы за диплом, хотя мысль об опасностях, ожидающих брата, несколько умеряла мою радость.
Я постелила Найджелу в холле своей квартиры, и нам удалось провести вместе несколько счастливых дней, пока его не вызвали на судно.
А потом ко мне явился полковник Тодд и рассказал, что из-за запущенной раны у Хьюго внезапно начался менингит. В бреду он говорил обо мне, но, по словам полковника, идти в госпиталь мне не следует, пока Хьюго не разрешат принимать посетителей. Вскоре раздался телефонный звонок из госпиталя.
— Один раненый австралиец очень огорчен, что вы не навестили его, — сказала сестра. — Для него будет полезно, если вы придете в госпиталь.
Разумеется, я немедленно помчалась туда; Хьюго, довольно бледный, с головой, обмотанной теплым шарфом, все еще не вставал с постели, и мне стало совестно. Смущение мое усилилось, когда, схватив меня за руку, он сказал:
— Отчего вы раньше не приходили? И даже не написали ни слова?
Я рассказала о неожиданном приезде Найджела и о том, что говорил мне полковник Тодд. Вскоре мы уже непринужденно болтали о том о сем, словно тайное влечение, притягивавшее нас друг к другу, не требовало никаких объяснений.
Хьюго читал тогда «Пионеров», и я ожидала от него каких-нибудь лестных замечаний. Вместо этого он сказал:
— У вас там ошибка в первой же строчке!
— Какая же? — спросила я.
Хьюго объяснил, что я спутала крытую пролетку с фургоном. Но у такой пролетки два колеса, а у фургона четыре. Я призналась, что понятия не имела об этом различии; но издатель специально просил меня употребить слово «фургон», так как, по его словам, английский читатель не знает, что такое «крытая пролетка».
Потом к нам присоединился Рик, брат Хьюго, года на два старше его. Рик тоже лежал в госпитале после ранения, но уже выписался; через несколько дней ему предстояло выехать в свой полк в Палестину. Братья любили друг друга, как Давид и Ионафан. Рик, красивый мужчина, выше Хьюго и шире его в плечах, обладал теми же типично австралийскими качествами, которые меня восхищали в них обоих, — мужественностью, прямотой и бесстрашием кавалеристов, умеющих справляться с людьми и животными, непринужденным изяществом осанки и манер — всем, чего так не хватало лондонским моим знакомым.
— Да, побольше бы нам вот таких мужчин для улучшения породы, — заметил как-то один старый иссохший генерал, критически оглядев Рика.
Но Рику не пришлось улучшать породу. Он был убит несколько месяцев спустя во второй битве под Газой.
Хьюго рассказал мне о сражении, в котором получил рану, и об атаке на Рассел-Топ, когда был ранен Рик. Об этих боях я слышала и от полковника Тодда. Он горячо возмущался тем, что, несмотря на его протесты, в катастрофе на Рассел-Топ было бессмысленно принесено в жертву столько жизней, и с восхищением говорил о бое, который вел Хьюго на шестидесятой высоте.
Я решила написать статью для австралийской печати на материале рассказов полковника Тодда и Хьюго. Но для начала я отправила Хьюго письмо с просьбой ответить на несколько вопросов — по его подсчетам, на девятнадцать. Поступок, прямо скажем, довольно жестокий в тех обстоятельствах.
В ответ на первый мой вопрос Хьюго написал: «Большинство ребят уже около 13 недель торчали на полуострове и порядком выдохлись, когда я прибыл в Анзак (5/VIII 15). До этого я оставался в Египте с полковыми лошадьми, партией выздоровевших раненых и подкреплением (у нас в полку их еще называют «крепышами»). Потом 7 августа мы предприняли эту дурацкую атаку (начальство вряд ли одобрит такое определение — они предпочитают другое, правда, на ту же букву, и называют атаку «достославной»), которая стоила нам примерно половины нашего прекрасного полка и почти целиком погубила восьмой полк (Виктория), причем нам не удалось пустить кровь ни одному турку. Наша третья бригада легкой кавалерии состоит из восьмого, девятого и десятого полков (Виктория, Южная Австралия и Запад). Но, по-моему, Мак-Бин довольно верно описал все дело в А. Б. («Австрало-азиатский британец», Лондон), в одном из недавних номеров. Я не читал статьи, только просмотрел ее и предпочел лучше думать о той реке в лунном свете, девушке на берегу, о ее «холодных руках» и всем, что отсюда, естественно, следует. Я проснулся, обнаружив, что надо мной жужжит москит и «Бабетта» щупает мой пульс и удивляется, с чего это он участился — накануне был 82, а теперь 112? Но какой во всем этом прок, ведь вы все равно давно позабыли, что писали мне о реке и москитах, к тому же это только первый вопрос, и надо мной еще висят остальные восемнадцать.