Дитя да Винчи - [47]

На эту розу, утром ранним

Расцветшую в саду моем.

Она, в пурпурный шелк одета,

Как ты, сияла в час рассвета

И вот — уже увяла днем[82].

И не потому, что для него поэзия — не мистическое искусство, чье предназначение — докапываться до скрытых причин, движущих миром. Он пишет в 1560 году по поводу Нострадамуса: «Как античный оракул он предсказал большую часть того, что нас ждет». В 1562 году Ронсар сочиняет «Речь о нашем времени». В том же году, в июле, в Туре убиты и брошены в Луару двести протестантов. Годом позже по окончании первой религиозной войны, подписан Амбуазский эдикт о замирении. Утверждать, что насилие в те времена — лишь проявление божественного гнева, и пытаться нас в этом убедить…

Мадмуазель Вот злоупотребляла курением. Курила она с помощью мундштука из пожелтевшей слоновой кости. Она без конца советовала мне: почитай то, почитай это. У поэта Агриппы д’Обинье[83] ей больше всего нравились «Трагические поэмы», ей по нраву был этот умерший молодым поэт, чье бесстрашие спасло ему жизнь во время религиозных войн. Враги, пленившие его, вознамерились его казнить, если только он не спляшет перед ними так, что им захочется оставить его в живых. Никогда еще танец, от которого столько зависело, не был таким веселым… Та же Мадмуазель Вот поведала мне, как Леонардо в садах Ватикана выпустил на глазах изумленных прелатов серебряную ящерицу, превращенную им в дракона.

Меня поражало обилие старинных, тонкой работы скатерочек и салфеточек, имевшихся у Мадмуазель Вот. Откуда все это взялось? Мой немой вопрос не остался без внимания.

— Мне их привезли с Кипра. Сказали, что Леонардо побывал там и вроде бы на них воспроизведены геометрические мотивы, начертанные его рукой. Попробуй разузнать, не на Средиземноморье ли провел он два года, о которых его биографам ничего не известно. Не имея доказательств, кое-кто думает по традиции, что Леонардо находился с 1483 по 1485 годы в Египте в качестве военного инженера на службе султана и приобрел там некоторые герметические знания. Так где же он был — на Кипре или в Египте? Не способствовал ли его путешествию прославленный генуэзец, адмирал Дориа[84], которого Леонардо упоминает в своих записях, не он ли помог ему совершить побег в Египет?

Порой случалось так, что мне было трудно уследить за ходом мысли Мадмуазель Вот. Как ни старался я побольше читать, ночи напролет не смыкая глаз, мне не удавалось сложить непростой пазл ее знаний, фрагменты которого она подавала мне лишь в виде разрозненных частей. Делала ли она это нарочно? Мало мне было скучных заданий, полученных в школе на лето, а тут еще все эти головоломки, которыми она меня озадачивала! В конце концов я перестал понимать, в каких уголках ума помещать обрывки знаний, которые она бросала мне, как бросают кусок оголодавшему псу. В голову лезла фраза Шекспира: «Мы из того теста, из которого наши мечты». Она не соблюдала ни хронологию исторических событий, ни степень их важности по отношению друг к другу, но, как ни странно, все сказанное ею было достойно серьезного к нему отношения. Когда наступило время чаепития, она без обиняков открыла мне, чем является третья фигура Золотого руна: Философ в пурпурном плаще и зеленом колпаке, и добавила, желая приобщить меня уж и не знаю, к чему:

— Роза — символ огня и его длительности.

А может она была просто не в своем уме, эта дама, быстро двигающаяся, смело мыслящая и поражающая сногсшибательными заявлениями типа: «Данте был частью Храма, оттого ему было необходимо прятаться».

Что и говорить, подобное вводило меня в ступор. И все же в хитросплетении ее мыслей была некая идея, я понял это, когда она взялась сравнивать два знаменитых полотна Тосканца.

— Взгляни на жест Святой Анны и на жест Иоанна Крестителя. Поднятый вверх палец — знак единства, символ того, что художник на верном пути.

Надолго погрузившись в свои мысли, она вновь вернулась к своей излюбленной теме:

— «Святой Иоанн Креститель» — последнее полотно, написанное им. Он закончил его в Кло-Люсе, несмотря на парализованную руку. Мне так по душе этот свет, заливающий прекрасное тело и оттеняющий его на темном фоне. Есть мнение, что за его спиной кто-то стоит. Кло-Люсе было лучшим местом, чтобы окончить свои дни, продолжая творить. Это полотно — воплощенное совершенство андрогина. Да Винчи интересовался алхимией, в частности принципом, согласно которому слияние мужского и женского начала — последняя стадия на пути к совершенству. Можно говорить о частоте изображения им андрогинов, подобных Иоанну Крестителю, чье тело странным образом напоминает тело гермафродита.

Слово «андрогин» я уже слышал из уст шотландского антиквара. Запомнились мне и грубые слова, которыми он сопроводил его, как будто чтобы наглядно проиллюстрировать: «Все торчит и сверху, и снизу». А после расхохотался.

— Тебе следует понять: творчество — это великолепный язык, созданный для самовыражения, который всегда с нами, не отпускает нас ни днем ни ночью, — продолжала мучить меня Мадмуазель Вот. — Я убедилась в том, что да Винчи реально воспринял платоновскую идею Прекрасного. Читал Леонардо труды Фичино или нет, неважно: его творчество пропитано эстетикой, отражающей великолепие века, в котором ему довелось жить. Что такое, в сущности, полнота искусства? Дух и форма, в которую он выливается, их можно было бы назвать двумя началами красоты: мужским и женским. Леонардо да Винчи принадлежит нетленная слава создания синтеза между Истинным и Прекрасным, слава создателя грандиозной гармонии нравственной истины и художественной правды.