Диплом мага - 3 - [3]

И чем больше я вижу истинную подоплёку этого мира, тем отчётливей понимаю, что за зримыми силами стоят незримые, и когда какой — нибудь уверенный в себе… хм, маг принимает очередное 'судьбоносное решение' — он просто делает очередной ход в непонятной для него игры — игре жизни. Или, вернее, им делают ход — и он в лучшем случае пешка, потому что офицеры и ладьи — они стоят сзади — за пешками, перенимая манеру своих играющих.

Это как матрёшка — 'матрёшка, матрёшка, я тебя знаю", а под ней другая, меньше, под ней — ещё меньше, и вот она уже такая маленькая, что мы её не видим — но она важнее всех.

А мы — вот простая, но подходящая аналогия — просто марионетки, танцующие свой танец жизни — но только с помощью кукловода. Так можно ли назвать Магом ту куклу, что танцует лучше всех — если за ней всё равно — в вышине и темноте, незримо стоит кукловод?

Если кукле перерезать нити — она умрёт. Значит, кукловод необходим, и все мы — лишь пешки в чужой игре?

А если не так грубо? Самые сильные нити, которые заставляют нас двигаться — наши желания. Человеком в большинстве случаев движет не разум — а лишь инстинкты данного ему тела. Попробуем отказаться сперва от них — не отрывая, а лишь давая обвиснуть, лишая кукловода возможности дёрнуть на ненатянутую нить?

Это не значит — не есть или не испражняться — просто отчистим разум от давления тела, сделаем его свободным от страстей.

Нити никуда не делись, они держит нас, не давая упасть в пустоту небытия, но они ослабли, давая нам крохотный островок свободы — глоток воздуха самоопределения. Теперь мир. Он действует на нас, Действует и через желания, конечно, но если желания убрать, мир останется. Можно, конечно, всё бросить, залезть в тёмную пустую келью, или уехать на необитаемый остров и т. д., а потом сказать — я уничтожил мир в себе. Чушь! Мир остался, он никуда не делся и он по-прежнему, даже ещё больше, в тебе. Он может вместить в себя всё: и тебя и твои потуги и твоего кукловода и даже его потуги — и всё равно останется тем же миром, какой и был. И когда ты умрёшь, он не рухнет и даже не изменится: просто обеднеет на одного любопытного человека.

Нельзя! Нельзя уничтожить мир, даже не мир в себе — но можно уничтожить себя в мире. И это опять на грани самоубийства, опять надо рвать по живому и это ещё сложнее — эти нити сродни пуповине. Соединяющей тело младенца с матерью — но без этого тебе не видать свободы, не иллюзорной, а подлинной.

Очень трудно ослабить эти нити. Твой уклад жизни, твоя работа, друзья, родственники — всё должно перестать быть первоочередным, отступить на шаг в сторону, давая возможность увидеть заслоненное ими. Не уйти совсем — не порвать окончательно, это смерть ещё более верная, чем от рук палача — потому что эта смерть — духовная.

Следующий шаг — нити обвисли, и ты оказался вне танца, вне игры — но ты ещё должен понять, осознать почувствовать и принять это.

Понять — разумом, осознать — телом, почувствовать — сердцем и принять — душой. Это ещё сложнее и зачастую на это требуются годы. Так и хочется рвануться, натянуть нити, почувствовать себя живым и в центре Вселенной — ну пусть не вселенной, но своего мироздания — наверняка. Но это тоже желание и ты гасишь его, но при этом — это уже твой выбор, не зависящий от твоего кукловода — эти нити тоньше и тянут за них совсем другие игроки: Но ты отказываешься от их игр — и потому оказываешься втянутым в новую игру — игру, правила в которой отсутствуют.

Первый ход в ней всегда делаешь ты сам: первое движение, неуверенное движение только что родившегося ребёнка — движение не по потребности мира, или желанию кукловода, а самостоятельное — без причины и следствия, даже не из прихоти — у тебя не может быть желаний, даже случайных — вот тогда и рождается шут. Если он не найдёт в себе источник сил, сил, свободных от любых воздействий и чаяний — его бессильные дёргания способны лишь всех рассмешить: поглядите на эту нелепую куклу! Шут, паяц! Смешной арлекин!

Но если твои движения наполнены силой, если стены мироздания дрожат, раздвигаясь под непонятными, нелогичными движениями шута. Если нити желаний натягиваются в бессильной попытке удержать, но тут же вновь опадают — приходит черёд смеяться шуту: над кукловодом, над миром, над собой. Не презрительно, нет — и не торжествующе, а искренне и легко, как смеётся ребёнок, довольный своей первой удачной шуткой.

И тогда игрокам страшно: страшен не шут, страшна ситуация — кукла получила свободу! Она делает что хочет, не обращая внимание на потуги кукловода! И можно перерезать бесполезные теперь нити совсем, но дрожит рука: а вдруг непонятная кукла, вместо того, чтобы обвиснуть нелепой грудой, поднимет голову и, глядя поверх кукловода, увидит игрока? И тогда страх сводит губы, выдавливая из них неуверенную улыбку.

И это тоже шут!

Грибник выдохся и, махнув рукой, принялся собирать свою снедь. Подхватив вёдра, он совсем уже было собрался уходить, но остановился, и, поколебавшись, добавил:

— Знаешь, мне тоже выпадала эта карта…

Глава 2

— Мам, я вернулся! — Дэн с трепетом переступил порог родного дома. Да, на Земле прошло совсем немного времени — но для него прошли годы — и кто знает, насколько сильно он изменился. Эльфы уверяли, что внешне он — всё такой же, но часто ли им приходилось сравнивать между собой людей? Никогда!