Лес был… пустым. Не было слышно птиц, деревья стояли унылыми часовыми, которым сообщили, что всё, что они охраняли — никому не нужно. Казалось, что из леса исчезло нечто, наполняющее его жизнью — и он стал ещё одним пригородным леском, ничейной полосой между природой и человеком — дикие звери редко живут так близко к человеку, стараясь уйти подальше, а домашние — те стремятся бить как можно ближе, сокращая расстояние подчас до нескольких метров — пусть они заполнены деревом, железом и сталью — но это метры, проще говоря — рукой подать. Здесь же — пустая земля, оторванная от человека, но с опаской и осторожностью принимаемая местной фауной. Даже мелкая живность с неохотой селится тут — и то сказать, пройдёт десяток лет, и сюда придёт человек с пилами и бульдозерами — покорять природу, не задумываясь о том, что она давно оставила эти места — вон, деревья все понурые и чахлые, трава сухая и ломкая, словно не лето сейчас, а поздняя сухая осень…
Дэн перелез через поваленное дерево — и остановился. Свежая, с комками сырой земли, яма, ещё не заполненная водой — воронка от артелерийского снаряда, обезобразила поляну, ломая деревья и уничтожая всё живое. Человек закрыл глаза — и перед глазами возникла картинка:
Тяжёлая пыль висит в воздухе. Маленькие тела мечутся между деревьями, в попытке спастись и спасти — а вокруг падают, разрывая, воздух, снаряды, разбивая устроенный быт, унося жизни — и разрезая тоненькую нить доверия, что протянулась между двумя народами…
— Они пытались. — Дэн присел и гладил потревоженную землю, словно прося у неё прощения — скорее машинально, чем осознанно. — Ни у одного другого народа не хватило бы выдержки и упорства — изучать, пытаясь понять, найти точки соприкосновения, не вмешиваясь, не мешая идти своим собственным путём… А им ответили — жестко и грубо, уничтожая просто ради профилактики… Даже не подозревая о том, что не желающий воевать и покорять — это не всегда слабейший, иногда — более мудрый.
Дэн вновь оглядел лес — теперь уже узнавая. Вот здесь они веселились и танцевали, там, чуть поодаль, стояли накрытые столы — и они никогда не были пусты… Что бы не искали здесь люди — теперь они не найдут ничего. Вокруг был лишь опустевший лес — грустный и печальный, словно оплакивающий потерю друзей — а, может, так оно и было? Дэн вздохнул и направился в сторону посёлка.
Первого человека он встретил прямо на опушке. Обычный грибник, в поношенном сером плаще, давно потерявшим свой первоначальный облик — пожилой, но ещё крепкий, с обветренным, чуть заострённым лицом и плотно прижатыми к черепу ушами — он, удобно устроившись на мягкой травке у обочины, разложил на пеньке нехитрую снедь и споро закусывал, перемежая это глотками из фляги, набранной явно не из родника.
— Как грибы? — Речь из-за набитого рта была невнятной, но карие глаза цепко осмотрели Дэна с головы до пят — и, словно удовлетворившись осмотром, потемнели, спрятавшись за серыми, словно седыми бровями. — Никогда здесь не ходил, а зря — грибов вдоль опушки — хоть косой коси! Уже вторую корзинку заканчиваю набирать — раз уже домой сходил, отнёс, сейчас перекушу — опять пойду. Да и третий раз, наверное, схожу — наши как узнают, сейчас же всё повыметут — от дома недалеко, да и вдоль опушки собирать сподручнее. А у тебя как?
Дэн растерянно посмотрел на корзинку, которую сжимал в руке — предусмотрительные эльфы, вникавшие во все мелочи, положили в неё немного грибов, заполнив примерно на треть — но куда этому до битком набитых вёдер его собеседника!
— Зря вглубь пошёл — авторитетно заявил грибник, правильно оценив растерянность Дэна — походи по опушке, а то обидно будет, если полупустым домой придёшь. Когда ещё удастся прособирать! Завтра солдаты приедут, будут полигон расширять — уже объявления повывесили, что в этот лес ходить запрещено. Ну я сразу и сюда — пока никого нет… А то потом хрен походишь…
— А почему сегодня их нет?
— Ты что! Сегодня же воскресенье! Сам знаешь, война — войной, а обед по расписанию! Вот когда техники нагонят, тогда да… Не пролезешь и в воскресенье… Угощайся! — Он радушно кивнул в сторону варёного яйца и пары пучков зелёного лука, лежавших на краю пня и чудом избегнувших внимания хозяина. Дэн машинально опустился рядом, взяв в руки флягу и кусок мягкого, ещё тёплого хлеба, глотнул — и закашлялся, разом выбросив из головы все проблемы — в горло словно плеснули огнём!
— Хорошо перегнал! — Кивнул мужик, с видом знатока оценивая страдания Дэна. — Не боись, не отравишься — для себя делал, это вам не магазинная сивуха, непонятно на чём настоянная — я неделю гоню, месяц очищаю, потом на меду настаиваю, затем снова очищаю!
Дэн с трудом перевёл дыхание. Что бы за напиток он не выпил — это был не самогон. Слишком сложен и причудлив вкус. Впрочем, если его делать три месяца….
— А терпения хватает?
— А это нам только по рекламе внушают, что русский человек без водки пропадёт. Брехня всё это! Ради хорошего вкуса и собственного здоровья я и подождать могу!
Грибник забрал флягу к себе, сделал большой — для души — глоток и решительно пододвинул к себе Дэнову корзинку.
