Повесть
Ходил ли я по этой земле? Грубой, серой, как сукно солдатской шинели, земле. Если я здесь случайный гость, то почему жесткие травы доверчиво касаются моих ног? О чем шепчут, о чем вспоминают эти степные трапы?
Конечно же я ходил по этой земле. Еще как ходил! Я служил здесь срочную. А что, любопытное слово «служил»? Первая часть — служба, вторая — жизнь. И в то же время — одно единое. Любопытное слово…
Казалось бы, уехал отсюда и забыл. Но нет же… Все эти годы ты снился мне, пост 33, наша дальняя точка, приютившаяся возле береговых круч моря. Самого синего и мире. Во всяком случае, так в песнях утверждается.
Я и раньше любил постоять на обрыве, особенно когда море гонит на штурм белых утесов неисчислимые цепи своих волн. Здесь волны всегда почему-то разворачиваются слева направо; а повадки у них боксерские — бьют под известковые кручи неожиданно и резко. Вот сейчас море такое и волны такие.
А за спиной моей, на дальнем краю холмистой степи, кудрявятся сады, белеют хатки под черепичными крышами; между ними всплеснулись и застыли зубцы тополей. Это здешний оазис — совхоз Прибрежный. Как все знакомо!
Высоко в небе парит орел. Здорово, приятель! Я рад тебя видеть! Значит, по-прежнему несешь воздушный дозор над постом 33, проверяешь свои владения? С высоты тебе отлично видны степь, полевая дорога, одинокий домик у моря, радарная установка на холме… А помнишь, когда-то она казалась тебе диковинной птицей, потерпевшей неудачу на скалистом берегу… Но потом ты привык.
Узнал, что она не летает, а только кружится, кружится на месте, растопырив широкие решетчатые крылья. Не правда ли — странное создание?
Смотрю я на тех, что стоят сейчас рядом. Я знал других, чем-то очень похожих на них…
Сегодня на точке все новое. Люди, домик, боевая техника. И служат ребята уже не три года, как мы когда-то служили…
Звонок коротко дзинькнул еще раз. «Какой-то робкий человек», — подумал Андрей и открыл дверь.
Мальчишка лет восьми, с яблочным румянцем на щеках, с оттопыренными ушами заячьей шапки, тянулся, чтобы нажать кнопку звонка.
— Ты к нам? — спросил Андрей.
— К вам… — не очень уверенно ответил мальчишка и, картавя, выпалил: — Управдомша сказала, что сегодня в четыре часа будем все снег кидать… — Перевел дыхание, добавил самое главное: — С крыши! Приходите!
К радости мальчишки, Андрей по-военному ответил:
— Есть! Принято.
Мальчишка глазел на невесть откуда появившегося в соседней квартире бравого сержанта, видно не узнавая Андрея, а затем, поздоровавшись с вошедшей в прихожую матерью Русова, исчез.
— Это чей же такой, мам? — спросил Андрей.
— Захаровых.
— Захаровых? Брат Люды, что ли?
— Да. А Люду-то видел?
— Не встречались пока, — ответил Андрей и не без раздражения подумал: «Зачем спрашивает? Ведь знает же…»
— Она как-то интересовалась, когда служба у тебя закончится.
— Надо же…
— Я сказала, что через полгода.
— Полгода? — Андрей усмехнулся. — Иногда и родители ошибаются. Ведь так бывает, а, мам?
Мать уловила в голосе сына незнакомые нотки иронии, и, хотя ирония была доброй, она все же почувствовала, что сказал он так неспроста.
— Бывает, Андрюша, что и родители ошибаются… Только дети гораздо чаще. Что это ты об ошибках заговорил?
— Не об ошибках я, мама. Просто может случиться, что не вернусь я после срочной службы домой. Стихия манит.
— Опять в летное надумал? — спросила она встревоженно.
— Точно, мамуль, в него. Как батя.
— Зачем тебе военная служба? Ты ведь и так третий год служишь. Неужели не надоело?
Сын молчал.
— Поступил бы после службы в институт гражданской авиации, стал бы инженером…
— При небе? Не пойдет, мама. Вот в небе инженером — это здорово! Говорят, скоро каждый военный летчик инженером станет. Так и будет называться — летчик-инженер… Можно бы, конечно, работать и в Аэрофлоте, но топкость одна есть… В ГВФ, мама, молодым так сразу штурвал реактивного лайнера не доверят. Нужен высший летный класс, нужно время, время… И будешь все вторым:, вторым, в лучшем случае. А то ведь еще и на винтомоторных полетать заставят. Нет, такое не по мне. Как говорил Чкалов: если уж быть, то быть первым! В военной авиации молодому летчику доверяют такую же боевую машину, как и опытному. Только задачи сначала не те… По самое главное, сам — хозяин в воздухе. Все будет отлично, мама. Ну, что ты? В конце концов кто-то же должен охранять небо страны, а?
Андрей стал в боксерскую стойку, коренастый, широкоплечий, кулаки возле подбородка, из-под светлых броней задиристо сияли глаза.
— Мальчишка ты еще… Давай вместе подумаем.
— Хорошо, мама. Подумаем вместе. — Он легонько привлек ее к себе и, чмокнув в щеку, отошел к письменному столу.
Мать проводила его взглядом: «До чего похож на отца…» Ей почему-то захотелось, чтобы он надел тонкий шерстяной свитер, тогда схожесть эта была бы абсолютной. Часто, придя с полетов, Иван сбрасывал кожанку и оставался в свитере…
— Андрюша, надел бы свитерок. Что ты все в форме да в форме?
Но он ответил, что скоро идти в комендатуру. Надо стать на учет.
…Андрей присел к столу, устроился в старом добром кресле. Когда-то на это кресло ему, первокласснику, для удобства подкладывали большущие книги — энциклопедии. Кресло было новым, ярко-зеленым, и скрытые в нем пружины не ворчали, не жаловались. А самое главное — был жив отец…
