Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море - [77]

И тогда сестра Евдокия поднялась с места. Разговор, напоминающий консультацию между двумя сестрами, явно закончился, нужно было что-то сказать, и она направилась между столами к центру зала. Она выйдет на танцевальный круг, подумала Анастасия, и действительно, сестра Евдокия остановилась именно там, под большой люстрой, но не выказывала ни малейшего намерения танцевать, разве что в воображении Анастасии, которая наклонилась к своим приятельницам и прошептала — сейчас, если еще будут хлопать, она станцует фокстрот — ее охватило нездоровое веселье, хотя сама эта история с пустыми листами конкретно ее вовсе и не касалась, и она предварительно была и оправдана, и прощена, но сестра Евдокия не собиралась танцевать фокстрот, ее лицо было даже слишком серьезно, ангельские черты как-то удлинились, а симпатичный носик приобрел почти римскую строгую форму — видите ли, уважаемые… и остановилась, явно не уверенная в том, как именно следует обратиться к людям за столами — господа отдыхающие, пациенты, но здесь она явно ошиблась, конечно, все думали о себе именно так, но не стоило произносить это вслух, здесь нет пациентов, кто-то слегка присвистнул или, возможно, слишком сильно вдохнул носом, и сестра Евдокия на мгновение смешалась, потом махнула рукой, как бы освобождаясь от какой-то навязчивой пелены вокруг себя, и, уже не отвлекаясь, устремилась к цели, по крайней мере, так показалось, но продолжение было совсем неожиданным — видите ли, друзья, эти груши от доктора. Он специально их прислал, специальный заказ, для вас. Он знает, что вы тяжело переживаете его отсутствие, он понял это, очевидно, из ваших листов, и вот — прислал вам подарок, чтобы компенсировать… хотя бы в какой-то степени… а вы… разве так можно?

Сестра Евдокия снова остановилась на мгновение, задумалась, наверное, о том, как точнее сформулировать то, что все-таки можно, а что — нельзя. По столовой прокатился гул недоумения, все явно думали, что услышат нечто существенное, и никак не ожидали разговора про груши, сколь бы сладкими и ароматными они ни были, но сестра Евдокия собралась с духом и заговорила снова,

— пожалуйста, соберитесь, придите в себя, нельзя так, вы только вспомните, что осталась всего неделя, просто семь дней… их можно считать, а за эти семь дней всё может измениться к лучшему… да и дождь, не будет же он идти вечно, не унывайте,

ей, очевидно, хотелось на этом сразу же и закончить свою речь, да и что тут говорить, но все продолжали сидеть за своими столами, глядя на нее, и ждали, не шевелясь — а что, в конце концов, было сказано? Да ничего. Сестра Евдокия постояла еще некоторое время, чувствуя себя при этом как бы прикованной к месту и просто обязанной продолжать,

— я не умею красиво говорить, — начала она оправдываться, — но мне кажется, что это неправильно… да, вы страдаете от ревматизма из-за этих бесконечных дождей… и засиделись без движения, — она остановилась, почувствовав, что снова говорит что-то не то, и напряглась еще больше, но ведь всё было ясно, всё вылилось в пустоту листов, а ей нужно было заставить всех заполнить их, и, помолчав, она вдруг что-то вспомнила, даже глаза засветились. — Тут некоторые из вас жаловались на отсутствие подходящей одежды для этого необычно холодного сезона, они ведь не могли предусмотреть такое, но доктор это понял и предусмотрел, и сейчас я вам скажу, хотя это должно было быть сюрпризом, что завтра утром у своих дверей вы найдете еще один подарок от него, теплую одежду для каждого из вас, горничные разнесут их рано-рано утром, а сейчас, в данное время, их упаковывают… ну, этого достаточно? — она оглядела всех, чтобы понять, действительно ли этого достаточно, но не смогла толком сориентироваться и по инерции продолжила: — а вы… вы… не будьте неблагодарными. Знаете, как это трудно — доставлять сюда всё это? Дороги размыты. Не проехать, и соседние поселки в таком же бедственном положении… правда, этого мне не следовало говорить вам, чтобы не пугать… но вы стали подшучивать над грушами, а не подумали, как же было трудно их сюда привезти… И вообще, мы, конечно, знаем, что написано в ваших договорах, но кто же мог предполагать…

В столовой вдруг раздался крик, Анастасия не поняла, кто именно кричал, но прозвучавший вопрос был и нелепым, и в то же время вполне законным,

— а зачем тогда все мы здесь? или договор уже ничего не значит?

Сестра Евдокия совсем смутилась, может быть, даже ощутив свою личную вину, что никак не соответствовало ее скромным обязанностям служащей,

— но ведь, в сущности, у вас много чего есть, и всё благодаря нашим складам, нашему саду, — возразила она и вдруг решилась и вопреки своему ангельскому личику пошла в наступление: — а вы не думали о том, как отражаются все эти грозы и дожди на нас, нам-то каково? От вас же требуется всего лишь… самая малость… ничего особенного… почти ничего — просто пишите доктору, говорите с ним… ведь всё ваше останется с вами… я не очень разбираюсь в этом, только не надо так… пустые листы… это уж совсем неприлично, вы только представьте себе, а если доктор… я и думать об этом не хочу,