Дикторат - [35]

Мелкая чумашка, – казалось Эдэру, – включила вчера не только штуковины прошлых людей, но и нечто внутри него самого. Непонятное. Делающее его слабым и каким-то другим. И стало до странности не все равно. Да и разговор с рыжим мальчишкой накрепко застрял в голове. Потому Эдэр, обычно не склонный к беседам с наложницами, кивнул на ее живот и спросил без обиняков:

– Мадара, ты что-нибудь чувствуешь к ребенку?

На лице молодой женщины, всегда одинаково преданно-улыбчивом, пронеслась целая гамма эмоций: изумление, волнение, страх… надежда. Гигант поразился – столько разных чувств наложница не выдала за все время.

Еще секунду она молчала, а потом надела на уста привычную улыбку:

– Как будет угодно господину?

– Не как угодно, – рассердился Эдэр, – а говори, как есть. Я, твой хозяин, и требую честности. Абсолютной, поняла?

Мадара вцепилась пальцами в край пуфа, на котором сидела, и побледнела:

– Да, господин. – И замолчала, ее серые глаза расширились, а зрачки превратились в точки.

– Отвечай, – приказал Эдэр.

– Я отношусь к ребенку, – пролепетала Мадара, густо заливаясь краской, – так же, как и к его отцу… Я его люблю…

Эдэр опешил. Любит?! За что? Почему? Как это?

Любовь – странное слово, совсем забытое в современном мире, устаревшее за ненужностью… И вдруг вот она, рядом? В лице пунцовой от смущения наложницы?

– Любишь? – переспросил он.

– Да… – блондинка опустила ресницы, ухватившись обеими руками за живот.

Оглушенный признанием, словно ему только что заехали бревном промеж глаз, Эдэр положил руку на плечо Мадары, похлопал, не зная, что ответить в такой ситуации. Показалось даже, что не он, а она сильнее была сейчас, несмотря на всю ее робость.

– И я люблю тебя, хозяин! Ты – самый лучший! – громко заявила Танита, появившаяся в дверях апартаментов. Сказала она это без намека на чувства – так дети кричат во дворе: «У меня лучше меч! Нет, у меня!» Какая там любовь с подобной пошловатой ухмылкой? Однако Эдэр не рассердился, а, напротив, был ей благодарен – своим бесцеремонным вторжением наложница развеяла неловкость.

– Распустились совсем, – выдохнул он незлобно и отошел к столу.

Мадара метнула на него испуганный взгляд, Танита засмеялась, показывая ряд белых зубов с небольшой щербинкой.

– Хозяин недоволен? – тихо спросила Мадара.

А Танита оперлась коленом о кушетку с вытертыми до лысины бледно-зелеными бархатными подушками, томно потянулась и обвела языком тонкие губы:

– Хозяину надо расслабиться.

И Эдэр вдруг отчетливо понял, что ни та, ни другая его не привлекают. Захотелось, чтобы их тут не было: ни русой, ни рыжей, и чтобы на пуфике у дверей его ждала чумашка. Чтобы, увидев его, мелкая взвизгнула от радости, а он бы взял ее на руки и закружил, а потом… Наверное, он совсем по-другому чувствовал бы себя, если б Лиссандра сказала ему про любовь. Он бы радовался. Он бы радовался и ребенку… Вообще все было бы иначе. Не так муторно.

– Нет, я просто занят, – буркнул он. – Разойдитесь по другим комнатам. Мне не до вас перед Советом. Дело государственное.

Наложницы поспешили скрыться за дверьми, и Эдэр вздохнул спокойнее. Эти женщины показались ему совершенно чужими и оттого неприятными: и пухлая, раздувшаяся от беременности Мадара в белом с розовыми цветами синтетическом платье до пола, и угловатая Танита в зеленом вязаном балахоне поверх голого тела. До брезгливости глупым показалось общее мнение, что высший чин должен иметь много наложниц. Зачем они ему? Лучше б одну, но такую, от которой внутри все замирает.

Эдэр сел и посмотрел в окно. Думать о Совете не получалось.

Девушки вписаны в его имущество, и в какой-то мере он за них в ответе, хоть мера эта оставалась весьма туманной. Нет, он не сдаст их в Общий дом, это было бы жестоко. Мадара признанием мгновенно выпросила себе белый билет – она останется тут, и ребенка Эдэр отбирать не станет. Разберутся как-нибудь. Гигант решил, что проследит теперь, чтобы тетка Инда не вела себя с ней, как стерва. А Танита… – задумался сын командо, – может, отдать ее кому-то? Кому нужнее? Надо подумать. Только не тупому борову Амосу.

* * *

– И что там, интересно? – не выдержала я и провела пальцем по строчкам мелких буковок, от которых Тим не отрывался уже битый час.

– Очень, – улыбнулся Тим. – Но сложновато разобраться.

– А в чем?

– В альтернативных источниках питания, – сказал он нечто заумное и, видя мое непонимание, поспешил объяснить: – Это про электричество, с помощью которого ты запускаешь приборы. Раньше существовали электростанции: на реках, к примеру. Они давали электричества в миллион раз больше, чем ты. На много городов хватало с тысячами тысяч людей.

– Ого! – я разинула рот от удивления. – И всех тошнило?

– Да нет, – хмыкнул Тим. – Твои реакции вообще мне не понятны. Была б ты живой батарейкой, то, по идее, должна была бы через вилку приборы подключать, а не так просто. Прикосновением. С научной точки зрения ты – совершенный уникум.

– Сам ты уникум! Я тебя обидно не обзывала…

– Это не обидное. Это значит, что ты особенная.

– А-а, – кивнула я и перестала дуть губы. – А зачем тебе эти… источники питания?

– Знаешь, очень хочется, чтобы люди перестали жить, как дикари, и вернулись к цивилизации.