Дидро и цивилизация России - [69]
Второй момент, который роднит русского автора с Дидро, – это мысль о коренных недостатках западноевропейского, в частности французского, общества[613], которое не заслуживает подражания со стороны «молодой» русской нации. Однако если у Дидро эта мысль не исключала единства пути цивилизации, то у Нарышкина она доходит до полного осуждения базовых принципов западноевропейской цивилизации. На этой общей основе у Дидро и Нарышкина формировалось весьма сдержанное отношение к Петру I и его методам «цивилизации». Наконец, обоих авторов объединяло отрицательное отношение к Петербургу, которое вылилось в «Мыслях о России» в восхваление Москвы как национального центра России[614].
Именно то, что отличало политику Екатерины II от политики Петра I, вселяло надежду в Дидро и вызывало самые восторженные похвалы Нарышкина:
Весь мир свидетельствует о возвышенных качествах Екатерины Второй, которой все мыслящие существа обязаны движением и хотели бы ей принадлежать, я лишь отмечу ее дела, касающиеся внутренности империи. Она консолидировала ее природу, привела в движение средства, смешала людей, объединила их вместе для общего блага и подала большой пример ученой Европе, что все общество, как и каждый человек, должны искать свое счастье в природе своих собственных возможностей[615].
Рассматривая предметы, общие для рассуждений Дидро и Нарышкина, С. Я. Карп пришел к выводу, что их объединяет также представление о роли Уложенной комиссии и трактовка места и роли дворянства в русском обществе.
Показательно, что влияние Дидро можно допустить в сочинениях еще одного предшественника славянофилов Николая Михайловича Карамзина (1766–1826), в частности, в его «Записке о древней и новой России», которую традиционно оценивают как манифест русского консерватизма и антиреформаторских сил александровского времени. Как и в случае с А. В. Нарышкиным образца 1790-х годов, не приходится говорить о тождестве общественно-политических взглядов Дидро и зрелого Карамзина. Оба автора высказывали сомнение в пользе петровской европеизации России и методах ее осуществления, но к этой мысли Карамзин мог прийти и без знакомства с текстами Дидро. К сожалению, библиотека историка сгорела в 1812 году, а прямых ссылок на «Историю обеих Индий» у Карамзина не находится. Из трудов авторов, близких к кругу Дидро, Карамзин был несомненно знакóм с «Российской историей» Левека. Однако почти текстуальное совпадение в оценке Петербурга как новой столицы России позволяет предположить, что русский историк в этом конкретном вопросе шел по стопам французского философа. Дидро писал о «череде блестящих ошибок» Петра I, о тщетности попыток «преодоления природы», об искусственности Петербурга, заложенного на окраине государства («сердце находится на кончике пальца»), о необходимости сократить значение Петербурга до простого порта и торгового склада и перенести царский двор внутрь страны. Карамзин по сути повторял его мысли:
Утаим ли от себя еще одну блестящую ошибку Петра Великого? Разумею основание новой столицы на северном крае государства, среди зыбей болотных, в местах осужденных природою на бесплодие и недостаток. ‹…› Он мог заложить на берегах Невы купеческий город для ввоза и вывоза товаров; но мысль утвердить там пребывание государей была, есть и будет вредною. ‹…› Человек не одолеет натуры[616].
Наконец, политический оппонент Карамзина Михаил Михайлович Сперанский (1772–1839), кажется, тоже испытал на себе влияние идей Дидро о цивилизации России. Сперанский, принявшись за реформирование России в начале царствования Александра I, не уставал думать об историческом опыте и возможных путях и средствах преобразований, что отразилось в многочисленных его записках и более крупных сочинениях. Необходимость исходить из обычаев страны и нравов народа, требование «постепенности усовершенствования общественного» лежали в основе его представлений о реформаторской деятельности. Сперанский был большим знатоком просветительской философии. В своей записке «Содержание истинного разговора Петра Великого с Лейбницем в Торгау» (около 1803 года) Сперанский демонстрировал критическое видение петровской модернизации России и возможное знакомство с концепцией цивилизации России Дидро[617]. Об этом свидетельствует отрицание русским реформатором начала XIX века «самовластия» как орудия цивилизации, признание «внутренней свободы» как ее необходимой предпосылки, осуждение «крутых превращений» и отстаивание «постепенного», естественного «созревания», сомнения во внешне блестящих достижениях европейской цивилизации, взятой за образец Петром I, осуждение поступка царя в отношении сына – все эти идеи созвучны размышлениям Дидро[618].
Наверное, будет преувеличением говорить о существенном влиянии идей Дидро на русскую общественно-политическую мысль конца XVIII – начала XIX века. Тем не менее можно констатировать, что разработанная философом концепция цивилизации и свойственные для нее подходы и оценки оказались близкими, созвучными интеллектуальным исканиям целого ряда русских авторов. «Витавшая в воздухе» идея органического, естественного вызревания общества лежала в основе этого подхода к пониманию пути развития и реформирования России. Поэтому все вышеназванные авторы в большей или меньшей степени разделяли скептическое отношение Дидро к Петру I как реформатору. Разработанная Дидро концепция цивилизации России открывала возможность для политически разнонаправленного понимания исторического пути и перспектив развития страны. Радикального Радищева привлекла идея невозможности построения благополучного (цивилизованного) общества при сохранении рабства и деспотизма, при продолжении имперской завоевательной политики. Пожалуй, дидеротовские уроки цивилизации России оказались наиболее близкими к политическим идеалам либерального реформатора М. М. Сперанского. А. В. Нарышкин и Н. М. Карамзин в конечном счете могли позаимствовать у Дидро лишь отдельные идеи, которые не противоречили их консервативному политическому мировоззрению.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) известен сегодняшним читателям главным образом как автор нескольких хрестоматийных сказок, но это далеко не лучшее из того, что он написал. Писатель колоссального масштаба, наделенный «сумасшедше-юмористической фантазией», Салтыков обнажал суть явлений и показывал жизнь с неожиданной стороны. Не случайно для своих современников он стал «властителем дум», одним из тех, кому верили, чье слово будоражило умы, чей горький смех вызывал отклик и сочувствие. Опубликованные в этой книге тексты – эпистолярные фрагменты из «мушкетерских» посланий самого писателя, малоизвестные воспоминания современников о нем, прозаические и стихотворные отклики на его смерть – дают представление о Салтыкове не только как о гениальном художнике, общественно значимой личности, но и как о частном человеке.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
Борис Владимирович Марбанов — ученый-историк, автор многих научных и публицистических работ, в которых исследуется и разоблачается антисоветская деятельность ЦРУ США и других шпионско-диверсионных служб империалистических государств. В этой книге разоблачаются операции психологической войны и идеологические диверсии, которые осуществляют в Афганистане шпионские службы Соединенных Штатов Америки и находящаяся у них на содержании антисоветская эмигрантская организация — Народно-трудовой союз российских солидаристов (НТС).
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В.Ф. Райан — крупнейший британский филолог-славист, член Британской Академии, Президент Британского общества фольклористов, прекрасный знаток русского языка и средневековых рукописей. Его книга представляет собой фундаментальное исследование глубинных корней русской культуры, является не имеющим аналога обширным компендиумом русских народных верований и суеверий, магии, колдовства и гаданий. Знакомит она читателей и с широким кругом европейских аналогий — балканских, греческих, скандинавских, англосаксонских и т.д.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.