Дидро и цивилизация России - [71]

Она не просила у императрицы ни высокого положения, ни богатства, а только сохранения ее уважения, которое она полагала заслуженным, и ее дружбы, которой она льстила себя надеждой располагать.

Мы говорили о перевороте лишь непродолжительное время. Свою заслугу в нем, как и заслуги других, она почти сводила на нет; она говорила, что дело взяли на себя незаметные молодые люди, которые действовали без их ведома. Если кто-нибудь и содействовал серьезно этой авантюре, то это был сам Петр III из-за его сумасбродства, презрения к своему народу, его пороков, глупости, из-за отвращения, которое он непрерывно вызывал, из-за его откровенно распутной жизни. Они все были устремлены к единой цели общим желанием, причем у них имелось так мало согласия, что, когда дело зашло так далеко, ни она, ни императрица, ни кто-то другой не мог о том подозревать за три часа до переворота; но не было никого, кто бы об этом не думал еще три года назад.

Речь совсем не шла о действиях императрицы. Инициатива возведения Екатерины на трон исходила со стороны четырех офицеров гвардии, которые были высланы и которые до сих пор находятся в ссылке. Я буду говорить как раз об их опале.

Княгиня мне возражала, что во всей России не было ни одного человека, даже среди крестьян, который бы думал, что императрица причастна к смерти Петра III. И сама она так не думает; но вообще в России убеждены, как и в остальной Европе, что смерть императора была насильственной.

После переворота люди, которые не принимали в нем ни малейшего участия, пытались добиться милости императрицы, и среди прочих – генерал Бецкой. Через несколько дней после ее восшествия на престол он предстал перед монархиней и спросил: «Мадам, как вы думаете, кому вы обязаны вашим возвышением?» «Богу, – ответила она, – нескольким усердным слугам и моему счастью». Бецкой ей отвечал: «Это я, мадам, это я раздавал деньги солдатам, это я их вовлекал…» Говоря так, он простерся у ног императрицы, которая полагала, что он сумасшедший, и которая говорила с ним соответственным образом. Между тем она сдержалась и сказала, что верит его словам и, чтобы его уверить, она ему поручает заняться изготовлением ее короны.

В том, что я пишу, я придерживаюсь слово в слово сказанному княгиней Дашковой. Менее чем за двое суток до смерти императрицы Елизаветы весь двор разделился на партии, которые следили друг за другом; все улицы были заполнены шпионами, и малейшее общение между партиями грозило смертью. Между тем княгиня, которой не было еще 19 лет, поднялась посреди ночи и отправилась во дворец великой княгини по снегу и провела много часов, совещаясь с ней. Первое, что она спросила, есть ли у нее готовый план, на что императрица ответила: «Вы или ангел, или демон…» Княгиня сказала: «Я ни то ни другое, но Елизавета умерла и речь идет о том, что вы решили». Императрица: «Подчиниться ходу событий, поскольку я не могла бы его направлять».

Каждая из партий предлагала Петру III свою креатуру в жены с тем, чтобы арестовать и выслать императрицу. Но дела повернулись иначе.

Граф Орлов, тогдашний любовник императрицы, славный малый, немного пьяница и большой распутник, не вмешивающийся ни в какие государственные дела, рассчитывал после смерти Петра III сесть на трон рядом с императрицей. Бестужев сообщил об этом канцлеру Воронцову. Но последний отказался слушать Бестужева и прервал его такими словами: «Чем я заслужил сомнительную честь быть посвященным в этот секрет?» В тот же момент он отправился к императрице и продемонстрировал ей неуместность и опасность подобного демарша, советуя ей сохранить Орлова в качестве любовника, если он ей подходит, наградить его богатствами и почестями, но уважать себя и не поддаваться на брак, который опозорит ее и ее народ. После этого он отправился к графу Панину и открыл ему все, что он сделал, и умолял его закончить это дело. Между тем слухи о браке просочились в общество. Это привело чернь в такое негодование, что один из портретов императрицы был публично высечен и изорван в клочки. Именно по этому случаю четыре вышеозначенных офицера были высланы; поскольку подозревали, что княгиня Дашкова и ее сторонники были замешаны в этом мятеже, схватили бы и ее, но она в это время рожала.

Участие княгини Дашковой в перевороте поссорило ее со всей ее семьей; надежды которой, основанные на склонности Петра III к ее сестре – толстой, непривлекательной и глупой женщине, – были полностью опрокинуты. Отец и братья отказались видеть Дашкову в течение многих лет.

Княгиня Дашкова совсем не красавица; она маленькая, у нее большой и высокий лоб, пухлые щеки, глаза не большие и не маленькие, глубоко посаженные в орбиты, брови и волосы черные, нос приплюснутый, большой рот, толстые губы, гнилые зубы, типично русская полная и прямая шея, маленькая выпуклая грудь; она проворна в движениях, но не грациозна, никакого благородства, много приветливости; сочетание этих черт составляет ее физиономию; у нее тяжелый характер; она свободно говорит на нашем языке; она не говорит всего, что думает и знает, но все, что она говорит, произносит просто, сильно, с видом истины; у нее душа уязвлена несчастьем, ее идеи тверды и величавы; она не лишена смелости: это очень чувствуется; я полагаю в ней глубокую склонность к чести и достоинству. Она любит искусство, она знает и людей, и интересы своего народа; она проникнута отвращением к деспотизму и к тирании во всех ее проявлениях. Она имеет глубокие знания о правительстве, свободно рассуждая об этом, она восхваляет добрые качества и осуждает недостатки людей на местах. Она весьма справедливо уловила преимущества и недостатки новых учреждений; большое дело может страдать только от принижения его мелкими политическими видами. Было бы хорошо, говорила она императрице, приказать архиепископу Платону, чтобы он, вознося хвалу Богу за ее успехи на могиле царя Петра Первого, прежде обратился к Богу, а затем уже к царю. И это хорошо, потому что это правда; и не нужно искать в этом поведении низкую лесть, адресованную народу. Она чувствует, что требует современное состояние ее страны и чего оно не допускает. Когда Екатерина проектировала свой кодекс (уложение), княгиня, с которой она советовалась, сказала ей: «Вы никогда не увидите его завершения. В другое время я бы вам назвала причины этого. Но всегда необходимо пытаться, этот проект составит целую эпоху». С такой же правдивостью отмечает она все доброе и дурное в своих друзьях и врагах.