Диармайд. Зимняя сказка - [125]

– Умная Дара пытается понять поступки сида, – прокомментировал он. – Про-а-на-ли-зи-ро-вать.

– Какой ты для меня сид? Мое тело все еще помнит тебя, – призналась она.

– Я хочу хотя бы попытаться понять, прежде чем решить, что с тобой делать дальше.

– Все очень просто. Меня, как старую Буи, все время тянуло к людям. С сидами это случается, – объяснил Фердиад. – Но ее что-то надломило – и она ушла в Другой Мир, хотя могла остаться. Ее никто не гнал.

– Тебе не понять, что ее надломило. Вы по разным причинам пришли к людям, Фердиад. Ротниам, дочь Умала Урскатаха, искала любви лучшего из людей – потому она и стала Буи Финд. А ты? Ты ведь не любви искал, правда?

Он усмехнулся.

– Правда, но три сестрички Морриган, наверно, сказали при моем рождении: пусть этот находит то, чего не ищет. Я пришел к людям, когда понял две вещи: сиды устали и хотят покинуть зеленые холмы ради Другого Мира и вечного отдыха, так что тайные знания им уже ни к чему, а у братства друидов такой упадок сил, что все решительнее выдвигаются женщины-друиды, и их слово начинает значить больше, чем слово мужчин. Женщины неспособны хранить и передавать тайные знания – не потому что глупы, а потому, что не видят в них необходимости, как ты в алгебре. Я понял – они сохранят только то, что имеет отношение к целительству, прочее погибнет. Тогда я и пришел к ним…

– Да, с женщинами ты просто обязан был поладить, – съязвила Дара. – Мне нужно было сразу задуматься, почему ты носишь длинные волосы. Ведь друиды стриглись коротко, а особым почетом пользовалась у них лысина. Видишь, до каких подробностей я докопалась? Ты не стал проповедовать среди женщин пользу лысины, а предпочел сам отрастить волосы. И получилось, что твоя сила – не совсем сила друида. Они не полагались на ту, что в волосах, а ты на нее все же полагался.

– Будь по-твоему, – согласился Фердиад. – В моем положении трудно противоречить.

– Надо же, как хорошо ты приспособился к женскому обществу! Ты, я бы сказала, неплохо в него вписался, – продолжала язвить Дара, но он не поддавался на провокацию.

– Но я спас знания. Целительство стало главным делом, но знания были привязаны к нему, потому и уцелели.

– Да, этого у тебя не отнимешь. Одну из ветвей Бриг ты действительно спас. И другой позволил зеленеть в полную силу. А вот с третьей возникла загвоздка. Не скажешь, кто составлял программу по истории для Курсов?

– Эмер составила.

– Ну, тогда ясно, почему все, связанное со скандинавским направлением, уместилось в одну обзорную лекцию, одну лекцию о рунах и четыре практических занятия. И в итоге я, целитель второго посвящения, узнаю от совершенно постороннего человека, что у викингов, кроме прочего божественного хозяйства, был Браги, покровитель поэтов и хранитель особой энергии, которая позволяет преодолевать самые сложные препятствия. Они считали магами всех, кто умел сочинять стихи, а каждое стихотворение – волшебным заклинанием. Тебе это ничего не напоминает?

– Напоминает байки и сплетни о филидах. Я же знаю, к чему ты клонишь.

– А символ Браги – благородная арфа… Знаешь, Фердиад, на Курсах нам даже не показывали, как она выглядит, но когда я увидела ее – я ее узнала.

Он опять замкнулся в себе и занялся тем, что стал правой рукой растирать левую.

– Лежи и не двигайся, – сказала Дара. – Я и отсюда вижу, что у тебя сердце бьется с перебоями. Первый случай в моей практике, чтобы рана в плечо дала такое осложнение…

И тут Дара вдруг поняла – осложнение вовсе не от раны.

Трусики были еще чуть влажными, но Дара решила, что на теле скорее высохнут, и натянула их. Тем более, что она умела вызывать жар в теле больного, чтобы болезнь, как говорили на Курсах, перегорела. Надо думать, и с собой она могла проделать тот же фокус.

Но прежде Дара прикрыла рукой левый глаз и послала зов.

Это был зов ее первой крестной – целительнице второго посвящения Эмер. Крестная умела входить в Другой Мир – по крайней мере, в ту его область, куда проникало море. И именно в ней нуждалась сейчас Дара – не у Фердиада же, в самом деле, спрашивать совета насчет его дальнейшей судьбы.

Прошло некоторое время – Эмер, которую она видела левым глазом секунды две-три, должна была встать из-за стола, снять наушники, выключить магнитофон, спуститься в сад, к каменному столу, прочитать заклинания и сделать тра круга против солнца. Там, у Эмер, было зимнее утро.

Ожидая, Дара тихо напела строчки колыбельной, чтобы не отпускать море от холмов. Но имя Диармайда называть не стала. Прежде, чем впустить его в свое будущее, она должна была навести порядок в своем прошлом – да и в его прошлом, если вдуматься. Она чувствовала, что ей понемногу удастся разбудить его дух, что миг этот близок, что ее молодой голос забьет одновременно детский и старческий голосок безумной сиды. Но для того, чтобы разбудить, нужен был взлет, нужно было то бешеное состояние, когда слово становится Словом, а Дара филидом вовсе не была, она была просто женщиной, на долгое время выставившей за пределы своей жизни и музыку, и стихи, и то, что рождает музыку и стихи.

Эмер послала ответный зов, Дара предостерегла визуализацией – изобразила себя по колено в воде и, уже из чистого баловства, в старинных дамских панталонах с кружевными оборками. Фердиад, насторожившийся при зове, хмыкнул.