— Деньги, деньги, деньги… — Его величество вздохнул. — Каждый день только одно и слышу — деньги, деньги, деньги… Что скажешь, сэр Роберт?
Король сидел за письменным столом в расстегнутом лиловом дублете, ослабив тугие подвязки, только что не в спущенных чулках изысканного жемчужно-серого цвета, принимая своего любимого министра по-свойски, по-приятельски, без церемоний.
На королевском столе стояли серебряные кубки, кувшинчик с гипокрасом[1], блюдо с бисквитами — суховатыми, которые так хороши, если чуточку размочить в вине. Стопки бумаг сдвинуты в сторону. Король был искренне рад старому другу и хотел, чтобы их беседа была приправлена лакомствами.
Министр сидел напротив на раскладном табурете, стараясь держаться как можно более прямо. Он все еще немного стеснялся горба и хромоты. Немного выручал широкий короткий плащ. Его темный дублет был застегнут на все пуговицы. Модные короткие штаны-буфы с прорезями и чулки — черные.
Сэр Роберт Сесил был болен и догадывался, что жить ему недолго. Он в последнее время сильно похудел, можно сказать — отощал, и на осунувшемся лице прежними остались лишь выразительные темные глаза, а ноги… Ноги стали, как две трости, и когда слуга помогал туго натягивать чулки, сэр Роберт только вздыхал. Ему ведь еще и пятидесяти не было, король моложе всего на три года — а бодр, статен и чувствует себя порой юным искателем приключений.
Вот ведь говорит о делах — а пальцы играют с двумя довольно крупными изумрудными сережками. Надо полагать, когда министр откланяется, в кабинет войдет фаворит и получит эти изумруды в дар. Рыжий красавчик, бывший конюх, серьги ему, несомненно, будут к лицу… но как же от него избавиться?..
Министр вздохнул — не этот фаворит, так другой, и умирать нельзя — тогда красавчики совсем обнаглеют, и долгой жизни не суждено…
Но поговорить сэр Роберт хотел вовсе не о фаворите, на которого король тратит огромные деньги, а о вещах более серьезных.
— Рад бы обрадовать ваше величество чем-то таким, что не связано с деньгами. Но не получается. — Горбун усмехнулся. — Ко мне приходили наши коммерсанты. Слава Господу, не все сразу, лишь трое. И они сильно обеспокоены.
— Все еще сражаются с тобой из-за твоих таможенных нововведений?
— С этим они, кажется, смирились.
— Ну так чего же им нужно?
— Они сильно обеспокоены судьбой польского принца, ваше величество.
Король расхохотался.
— Значит, не деньги, а политика? Это что-то новенькое!
— Это деньги, ваше величество. Речь шла о «Московской компании». Что сейчас происходит там, у московитов, понять невозможно — сведения доставляются с большим опозданием. Но мои коммерсанты в подробностях не нуждаются.
— Так, значит, сегодня ты не станешь толковать о своем замечательном «Великом контракте»?
— Боюсь, что я поспешил с «Великим контрактом», ваше величество. — Сэр Роберт Сесил вздохнул. — Палата общин его попросту не поняла. Она почему-то вдруг принялась защищать давние королевские прерогативы. О том, что выплачивать вашему величеству ежегодную точно определенную субсидию из поступлений от земельного налога — гораздо удобнее, эти господа и слышать не желают.
— Я же обещал тебе, что проучу их. До сих пор я был небрежен, когда речь шла о платежах королю по его давнему праву. Сейчас я им эти платежи еще и увеличу! Пей гипокрас, мой друг. Это хорошее гасконское вино, в нем и корицы, и имбиря, и перца, и гвоздики, и меда — всего в меру, и мой гипокрас выстаивался добрых два дня. Мой доктор считает его средством от всех болезней, кроме пустого кошелька. Твое здоровье, друг.
Это было сказано не ради пустой любезности. Король не раз убеждался в преданности министра — еще при покойной королеве сэр Роберт, бывший тогда членом Коронного совета и Государственным секретарем, вступил с Иаковом Шотландским в тайную переписку. Почти сразу они поняли, что имеют одну цель — не допустить в случае смерти королевы (а смерть не за горами) беспорядков и обеспечить спокойную передачу власти наследнику. За это сэр Роберт Сесил получил в 1603 году, когда Яков Шотландский стал также и Английским, титул барона Эссиндена, потом прибавились и другие. А в ноябре 1605 года он при помощи лорда Монтгила раскрыл заговор — если бы заговорщикам повезло, половина Лондона от пороха, спрятанного в подвале под зданием парламента, взлетела бы на воздух, и король отправился бы прямиком на небеса.
Король и его министр сделали по несколько глотков гипокраса.
— Отменно, — похвалил сэр Роберт.
Домашние, зная про болезнь, пичкали его вонючими и горькими микстурами, ароматный гипокрас стал роскошью.
— Так что ты хотел сказать про польского принца? Уж не тот ли он, про кого писал нам из Московии еще Томас Смит? Он еще пошутил тогда, что это стоило бы представить на сцене — вышла бы комедия не хуже, чем у Плавта или Теренция.
— Нет, тот давно погиб. И, если бы знать, сколько бед принесет его авантюра, следовало бы заранее подослать к нему надежного человека с пузырьком подходящего средства. Тот был доподлинным самозванцем, выдавшим себя за московского принца, который якобы чудом спасся от убийц. Но он привел в Московию поляков. И вот теперь от этих поляков наши коммерсанты ожидают себе большой беды. После смерти самозванца московиты выбрали себе нового царя, потом с ним не поладили, отправили его в монастырь, потом…
