Диалоги снаружи и внутри - [43]

Журавли на долгую зимовку.

…Жизнь, плутая в завтрашней метели,

Потеряет счастье, как подковку…

«Вчера в полшестого умолкли пичуги в садах…»

Вчера в полшестого умолкли пичуги в садах —

Агония осени… Выстыла за ночь изба.

На влажном стекле – отпечатки ладоней и лба.

Прибежище призраков – плотный туман на задах.

И мысли о солнце – крамольны: наложит табу

Октябрь на них. И – останутся гнезда пусты.

Замерзнет трава. И – оденутся в траур кусты.

Ускачет во мрак сумасбродных желаний табун…

И – стужи топор вновь наточит деревьев палач.

И – снег не замедлит. И – вывернет душу тоска.

Как будто грудного младенца лишили соска, —

Лицо деформирует миру невидимый плач…

И – призраки прошлого, выстроясь цепью, в туман

Уйдут обреченно. Обиды осядут на дно.

И – станет душа вдруг с ветрами скулить заодно.

И – серой волчицею рыскать и рыскать в урман…

Но разве возможен в спектакле счастливый конец?

Печаль о несбывшемся хмурое небо коптит…

И – зверский зима нагуляет в полях аппетит.

И – снег возвратится. И – руки умоет Творец…

«Что пожухнуть должно, то – пожухло…»

Что пожухнуть должно, то – пожухло;

Гаснет осени пестрый мангал…

Многотонное небо распухло,

Как под глазом пьянчуги фингал.

Душу тронет ловца эскапада.

Образ, рвущийся в будущий стих:

Город, пойманный в сеть снегопада,

Бился… бился… устал… и – затих…

(Он прогонит сквозь здания-жабры

Воду дней, чтоб остаться живым…)

Ведьма вьюги свалилась со швабры,

Пролетая по-над Стрежевым.

Вьюга вьюжно завьюжит и вьюжным

Ветром город продует насквозь.

Уходя направлением южным,

Перепутает жизнь вкривь и вкось…

Время – спрыгнуть под насыпь с состава…

Снова осень глуха и нема…

Молодое стекло ледостава

Раскатает назавтра зима.

Оплывают зеленые свечи

Воском снега. Дымится река.

Как Атлант, взгромоздивший на плечи

Небо, город считает века…

Провода провисают от снега.

Заморожен желток фонаря.

И – усилит душа, точно дека

Скрипки, гаснущий звук октября…

«Зачехлили давно косари…»

Зачехлили давно косари

Свои косы… День – резко на убыль.

Красит осень бескровные губы

Транспарантной помадой зари.

Тополь в драном пальтишке продрог.

Поступлю безрассудно и мудро:

Сам себя награжу в это утро

Кандалами разбитых дорог…

За чертой городской простою,

Где стихает прибой листопада…

Может, в жизни всего-то и надо:

Перелетную душу свою,

Осенивши вдогонку крестом,

Отпустить с журавлями в кочевья,

Чтоб до марта не ждали деревья;

А судьба – чтоб грозила перстом…

Может, только и надо-то мне:

Неизбежность размолвок полынных;

Очи женщин, ни в чем не повинных;

Свет рябины закатной в окне;

Перебранки зимующих птиц;

Да чтоб ангелы – вдруг не отпели;

Да любви перекаты и мели;

Да гипноз этих белых страниц…

«Эскиз заречья заштрихует дождь…»

Михаилу Андрееву – томскому поэту-песеннику.

Эскиз заречья заштрихует дождь.

Стогов шеломы мокнут на покосе.

На луг из перелеска вышли лоси —

Проститься наспех с осенью… Как вождь

Индейский в боевой раскраске, – клен

Стоит, своих скликая, на отшибе.

(В смертельной будет уличен ошибке

Снег, возвратясь из будущих времен…)

Скажу себе: «Царить в душе оставь

Лишь грусть; она – не частая отрада…»

Сегодня эмигрирует из сада

Последний лист. А завтра – ледостав.

Сегодня солнце лжет, как на духу.

В жилетку ветра плачется ворона.

Венец лосиный – осени корона —

Валяется, поверженный, во мху…

В пол-оборота к свету Нари Ади-Карана. г. какой-нибудь другой

Довести до ума углы.

Довести до угла умы.

…А как за угол повернут…

© Нари Ади-Карана, 2015

«Я – Макара…»

Я – Макара.

Я порожден двумя Мирами.

До плеч я погружен

в безбрежную,

бессветную,

безвременную Тьму.

В лицо мне смотрит Свет.

Я – Макара,

Дорога меж Началом и Концом.

Стена, что разделяет двух Друзей,

и Мост, соединяющий Врагов —

родных по Крови,

Брата и Сестру.

Я – Точка,

где встречаются Они.

Я – Макара.

Предчувствие

Долог их Путь по Рекам Небесным

и Чьим-то Селеньям;

Дивен их шепот, как хор мотыль —

ков над Стихией Бурлящей.

Шри Махадэва Ади Нидана

Знойный август в клещах новолуний

Хрустнул вдруг переспелым орехом,

Голоса легкокрылых колдуний

Закружились встревоженным эхом

Изумрудных мерцающих бликов

Над нефритовой гладью озерной,

Хороводами звуков и ликов,

Колыханием тени узорной

На ступенях разрушенных храмов,

На обломках колонн, парапетов,

В пересохших бассейнах фонтанов,

В песнях древних, забытых поэтов.

Небосвод золотой скорлупою

Раскололся. В просвете – ни зги.

Проводник над зеленой тропою

Криком коршуна чертит круги.

Вокзал

Толпой бездомных арлекинов

Бредут деревья в серой тени.

Листвы кисейный дым отринув,

Склоняют ломкие колени

Пред грозной, тяжкой дланью рока,

Несущего дыханье смерти

Всему живому. Так жестока

Их участь в года круговерти —

Разбужен сладким дуновеньем

Весной родится лист-малютка.

Живет, мгновенье за мгновеньем

Глотая жадно. Злая шутка —

Его судьбы чертеж несложный —

Рожденье, рост и смерть в финале —

Предъявлен документ подложный

Контролю на пустом вокзале

И поезд жизни от перрона

Отходит медленно зевая.

Осенних янтарей корона

В конце пути их ждет, взывая

Ко всем, кто бодрствует и дремлет,

Среди дорожный чай отпивших,

Ко всем, кто песне листьев внемлет,

Билет в один конец купивших.

Как ты,

Как я,

Как все живое…

Здесь и там

…Здесь, где столько

Пролито семени, слез восторга

и вина, в переулке земного рая,