Диалектика капитала. К марксовой критике политической экономии. Процесс производства капитала. Том 1. Книга 1 - [54]
Наконец, в-пятых, Г. Маклеод не понимал двойственного характера труда, содержащегося в товаре, а потому сознательно искажал установленную классиками обратно пропорциональную зависимость между ростом производительной силы труда и величиной стоимости товара. Смешивая стоимость (по терминологии автора, ценность) с ценой, он полагал, что ее величина определяется не затратами труда, а спросом и предложением. В результате обмен как таковой лишается своей объективной основы, превращаясь в совокупность субъективных меновых сделок, связанных с оказанием тех или иных услуг.
Углубляя свой анализ, Г. Маклеод далее указывал, что понятие ценности имеет лишь количественную определенность. Это объясняется тем, что политическая экономия не изучает причины, обусловливающие выбор потребителями предметов, посредством которых они удовлетворяют свои потребности.[302] В силу этого «… люди стремятся к обладанию известными предметами, …они готовы отдать за приобретение этих предметов другие вещи и собственный труд и …количество вещей, отдаваемых за упомянутые предметы, представляет ценность этих предметов в отношении к другим. Таким образом, под словом ценность мы разумеем меновое отношение предметов в их приложении к их численным количествам».[303]
Подобные рассуждения вполне вписываются в меновую концепцию автора. Спрашивается, однако, как можно установить известные пропорции обмениваемых предметов независимо от их качественной определенности? Ведь всякий предмет, вступающий в обмен и пользующийся спросом, имеет и качественную, и количественную определенность, т. е. потребительную стоимость и меновую стоимость. Опровергая это положение, Г. Маклеод, вслед за Дж. С. Миллем,[304] выступал против проведенного А. Смитом разграничения данных понятий (по терминологии автора, потребительной ценности и меновой ценности), полагая, что оно позаимствовано у А. Тюрго, который различал, с одной стороны, ценность при потреблении, или естественную ценность; с другой стороны, меновую ценность. Кроме того, Г. Маклеод упрекал А. Смита за то, что он, подобно Дж. Ло, некритически воспроизвел высказывание последнего, согласно которому «… вода представляет значительную естественную ценность, но не представляет ценности меновой, брильянт же имеет высокую меновую ценность, не имея ценности естественной».[305]
Такое разграничение, по мнению Г. Маклеода, нанесло большой вред политической экономии. Дело в том, что, когда речь идет о ценности предметов, следует отвлечься от мысли о их употреблении, поскольку, «когда говорится, что вода вовсе не имеет меновой ценности, это есть лишь пример математического символа О». Но по существу «этот знак совпадает с понятием, выражаемым словом ничто (notliung), которое не означает абсолютного, положительного ничтожества, но представляет нечто чрезвычайно малое, недоступное понятию, но могущее, при известных обстоятельствах, развиться».[306]
Поясняя свою мысль, Г. Маклеод отмечал, что все предметы, способные удовлетворять наши потребности, имеют известную цену. Но если их количество так велико, что мы можем получить их даром, или за ничто, то они имеют нулевую ценность, т. е. не имеют ее вовсе. Таковы, например, вода, воздух и прочие естественные силы природы.[307] «Поэтому все то, чего мы ищем и за что готовы платить, имеет ценность, хотя бы эта ценность была очень незначительна и составляла низшую ступень лестницы».[308]
Отсюда видно, к каким вульгарно-софистическим приемам прибегал Г. Маклеод для того, чтобы опровергнуть трудовую теорию стоимости. Подобно Д. Мак-Куллоху, он отождествлял потребительную стоимость и меновую стоимость (по его терминологии, потребительную ценность и меновую ценность), полагая, что эти понятия сами по себе двусмысленны и вредны. Более того, рассматриваемые обособленно, независимо друг от друга, они якобы не отражают реального положения вещей. В действительности же, как показали классики, только такое рассмотрение позволяет объяснить всю совокупность экономических явлений и процессов товарного хозяйства вообще, капиталистического в особенности. Что же касается известного парадокса А. Смита, то Г. Маклеод интерпретировал его весьма примитивным образом. По его мнению, этот парадокс касается лишь особого, исключительного случая, нетипичного для повседневной жизни, а потому им можно пренебречь. Ведь в этом случае речь идет о предметах, количество которых столь велико, что их ценность становится нулевой. Однако люди постоянно пользуются предметами массового спроса. Хотя количество таких предметов также велико, тем не менее они всегда имеют определенную ценность.
Стремясь разрушить самую основу трудовой теории стоимости, Г. Маклеод утверждал, что понятия труда и стоимости (ценности, по его терминологии) абсолютно не связаны друг с другом. Правда, указывал он, некоторые значительные ценности представляют результаты приложения большого труда, но сам труд не есть их источник или причина. Только один результат как таковой обладает ценностью, независимо от того, получен ли он с помощью большого или малого труда. Поэтому, «когда человек находит на дороге алмаз, этот алмаз представляет такую же ценность, как если бы его искали в продолжение двадцати лет.
Выступление на круглом столе "Российское общество в контексте глобальных изменений", МЭМО, 17, 29 апреля 1998 год.
Когда Геббельс создавал свое «Министерство пропаганды», никто еще не мог предположить, что он создал новый тип ведения войн. В XXI веке войны приняли новый облик. Война превратилась не только в противостояние военной силы, но и в войну информационных технологий.Сегодня любая война начинается с информационного «артобстрела». Зачем завоевывать страну силой оружия, сталкиваясь с сопротивлением и неся потери? Ведь можно подчинить ее изнутри, силами ее же граждан. Это и есть конечная цель, глобальная стратегия информационной войны.
Книга шведского экономиста Юхана Норберга «В защиту глобального капитализма» рассматривает расхожие представления о глобализации как причине бедности и социального неравенства, ухудшения экологической обстановки и стандартизации культуры и убедительно доказывает, что все эти обвинения не соответствуют действительности: свободное перемещение людей, капитала, товаров и технологий способствует экономическому росту, сокращению бедности и увеличению культурного разнообразия.
Феноменом последних лет стал резкий рост массовых протестных выступлений в разных странах мира. На смену череде «оранжевых революций» пришли «революции 2.0», отличительная черта которых — ключевая роль Интернета и социальных сетей. «Арабская весна», «Occupy Wall Street», «Болотная площадь», лондонские погромы, Турция, Бразилия, Украина… — всюду мы видим на улицах молодежь и средний класс, требующий перемен. Одна из точек зрения на эти события — рост самосознания и желание молодых и активных участвовать в выборе пути развития своих стран и «демократический протест» против тирании и коррумпированных элит.
Конфликт вокруг Западной Сахары (Сахарской Арабской Демократической Республики — САДР) — бывшей испанской колонии, так и не добившейся свободы и независимости, длится уже более тридцати лет. Согласно международному праву, народ Западной Сахары имеет все основания добиваться самоопределения, независимости и создания собственного суверенного государства. Более того, САДР уже признана восьмьюдесятью (!) государствами мира, но реализовать свои права она не может до сих пор. Бескомпромиссность Марокко, контролирующего почти всю территорию САДР, неэффективность посредников ООН, пассивность либо двойные стандарты международного сообщества… Этот сценарий, реализуемый на пространствах бывшей Югославии и бывшего СССР, давно и хорошо знаком народу САДР.