Девятьсот часов неба. Неизвестная история дирижабля «СССР-В6» - [106]

Пожалуй, точно так же поступили бы и финские пограничники – не расспрашивая, как здесь оказался неизвестный дирижабль, сразу открыли бы огонь. Так ради чего кто-то стал бы так рисковать дорогостоящим аппаратом?

Пусть шпионская версия неправдоподобна, к ней тесно примыкает другой вопрос: а были ли информированы о полёте «СССР-В6» соседние страны? Маршрут от Мурманска к дрейфующей станции проходил вблизи северных берегов Финляндии, тогда ещё имевшей выход к Баренцеву морю в районе Печенги-Петсамо, и Норвегии. Обычно при таких полётах по дипломатическим каналам направлялись соответствующие уведомления – во избежание недоразумений. Однако в документах Наркомата иностранных дел СССР за тот период следов подобной переписки не обнаружено[247]. Видимо, никаких уведомлений и не было, и дирижабль, случись ему действительно попасть в чужое воздушное пространство, имели полное право сбить.

Расстояние от Чупы до Княжей дирижабль прошёл со скоростью 90 километров в час Продолжая двигаться с той же скоростью в верном направлении, в течение часа после пролёта над Княжей он оказался бы в районе Апатитов, однако фактически за это время продвинулся лишь на 32 километра

Портфель штурмана Ритсланда

Самая распространённая версия катастрофы – о недостоверных полётных картах: на них якобы не была обозначена гора Небло, что и послужило главной причиной столкновения с ней. Многие десятилетия это объяснение считалось понятным и естественным, однако сейчас, когда стали известны новые обстоятельства, его можно и нужно пересмотреть.

Считается, что карт, которыми пользовались штурманы дирижабля, на месте катастрофы не нашли, их уничтожил пожар. Правда, есть и другое предположение: умирающий штурман Ритсланд накрыл своим телом портфель с картами, и они уцелели, но впоследствии таинственным образом исчезли. Такую возможность косвенно подтверждает случайно сохранившийся документ – самый первый рукописный набросок акта осмотра места происшествия, составленный комиссией Кирсанова, где в перечислении содержимого штурманского портфеля фигурируют некий блокнот и «маршрутная карта, в которой место полёта дирижабля выгорело». В итоговый акт осмотра эти предметы не попали, словно их и не было – растворились в воздухе.

Быть может, блокнот и карты из штурманского портфеля до сих пор лежат где-то на полках, среди пыльных вещдоков далёкого прошлого, и когда-нибудь их найдут. Но сейчас можно лишь догадываться об их содержимом.

Прежде всего нужно отметить: сведения о неправильных картах исходили исключительно от Устиновича, остальные пятеро выживших ничего об этом не рассказывали. Казалось бы, корабельный инженер, отвечающий за матчасть, не должен был интересоваться навигацией: это дело командира, штурмана и штурвальных. Но при тех весьма близких отношениях, что сложились внутри костяка экипажа, и особенно между Гудованцевым и Устиновичем, последний вполне мог заглядывать в рубку управления и любопытствовать: а что там лежит на штурманском столике?

Если суммировать всё, что Устинович в разное время говорил о картах, ситуация выглядит весьма противоречивой и запутанной.

Заполняя 8 февраля опросник для комиссии Кирсанова, он предположил, что одной из причин катастрофы явилась «затруднённость изучения рельефа по имевшимся в распоряжении картам, т. к. на таковых, по всей вероятности, нанесённый рельеф не совпадает с действительным»[248].

Вечером того же дня в разговоре по телефону с московскими чекистами это прозвучало так:

Я просил бы проверить состояние карт, по которым мы шли. <…> По всей вероятности, наша полётная карта-десятивёрстка в смысле точности отметок по превышениям местности вряд ли соответствовала действительности. <…>

…– Вы считаете, что карта не соответствовала фактическому рельефу местности?

…– Совершенно правильно. Только это нужно проверить, но я утверждаю, что Гудованцев, Ритсланд и Мячков с теми данными, что были на карте, не считаться не могли[249].

Из сказанного решительно непонятно, видел корабельный инженер полётные карты или оперировал предположениями.

Уже после возвращения в Москву в рапорте на имя Слепнёва 20 февраля он писал:

Ознакомившись с рабочими картами полёта дирижабля СССР В-6… сообщаю следующее:

Основной причиной катастрофы дирижабля СССР В-6 является совершенно неудовлетворительное состояние рабочих карт полёта (лист № 37, десятивёрстка). Рельеф местности, нанесённый на листе № 37 (место, где произошла катастрофа) не соответствует действительности, поэтому ни тщательная штурманская подготовка к полёту, ни другие какие бы то ни было причины не могли при сложившихся условиях полёта (ночь, видимость менее 0,5 клм.) предотвратить катастрофу[250].

Но у кого Устинович взял эти «рабочие карты полёта дирижабля» и почему решил, что именно такими пользовались штурманы Ритсланд и Мячков? Ответа нет. Неясно и то, насколько сильными были расхождения между картами и реальностью, о которых говорил Устинович. Много позже, спустя десятилетия, он утверждал, что на месте роковой горы была обозначена равнина, а затем и вовсе рассказывал о болоте, лежащем на 60 метров ниже уровня моря.