Девушки с неба - [3]

— Разве мясо такое дорогое? Вчера мясо было дешевле, а суп такой же жирный.

Каждый вечер он подсчитывал расходы; если не хватало двух сентов, не мог уснуть.

— Потрудись вспомнить, куда делись эти деньги? — приставал он.

Мать Антона жаловалась знакомым на неудачный брак сына: «О чем эта Еэва думает! Антон такой верный муж, такой работящий, бережливый, чистый. Не пьет, не курит, не бросает деньги на разные кино и театры. Сам следит за одеждой детей, целы ли чулки и пуговицы, сам делает закупки на зиму. Легкомысленным женщинам всегда достаются хорошие мужья!»

Еэве было скучно с Антоном.

Даже в воскресенье, гуляя по городу, Антон молчал. Он носил костюм из добротного английского материала, шляпу, галстук, в руках трость. Аристократ. Он оценивал взглядом встречных и был доволен, когда на него обращали внимание. Только временами он хмурился и раздавал детям короткие наставления и длинные замечания:

— Аади, не ставь ногу криво! Ты стаптываешь ботинки! Айно, ты пачкаешь чулки. Если их слишком часто стирать, они разорвутся и поносить не успеешь.

А когда за стол садился лишний человек, Антон целый вечер смотрел ему в рот и стерег сахарницу и масленку. Со временем Еэва привыкла к характеру мужа. Пожала плечами и примирилась. Но ее тянуло из дому, она скучала и мечтала о настоящей любви, настоящем счастье, настоящем муже. И хотя маленькие приключения и легкие привязанности кончались разочарованием, ей все-таки казалось, что впереди обязательно ждет что-то большое, красивое.

Да, трещины были уже давно, хотя Антон это упорно отрицал и в своих семейных неурядицах винил лишь красных. Особенно зол он был на Аади — тот вступил в комсомол. Но отношения между отцом и сыном стали совершенно враждебными после одного ужасного вечера.

Аади поздно вернулся домой с собрания.

— Где ты шлялся? — спросил Антон.

— Я не шлялся, — обиделся Аади.

Айно, стоя в дверях своей комнаты, молча подпиливала ногти.

— Он ходит к русским солдатам учиться танцевать вприсядку, — ехидно кольнула она и злорадно усмехнулась, заметив сжатые кулаки брата. — Товарищ комсомолец, — дразнила она, — скоро ваша песенка будет спета.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил побледневший парень.

— Сам увидишь, когда листья начнут падать…[1] Тогда не рассчитывай на мою жалость!

Это Аади слышал и раньше. Парень замахнулся, но отец схватил его за руку:

— Так вот чему учат в твоем комсомоле? — и дал ему затрещину.

— Подлец! — крикнула Айно, захлопнула дверь и стала задвигать ее диваном.

— Что за баррикады ты строишь? — разозлилась Еэва, которая до тех пор безмолвно следила за ссорой.

— Ведь эта красная сволочь может убить и ограбить. Они на все способны! — визжала дочь.

В буржуазное время в контору брали только молоденьких и хорошеньких девушек. Таких, как Айно. Хозяйский сынок катал их на своей машине, приглашал на файф-о-клок и танцы. Еэва не особенно беспокоилась: Айно пошла в отца — тщеславная и расчетливая. Каждая ее улыбка, все ее прелести должны были помочь ей выгодно выйти замуж.

Еэва молчала и утешала себя тем, что у такой девушки, как Айно, любовные дела не зайдут слишком далеко.

Еэва не решалась запрещать, бранить ее или предостерегать. Айно сказала бы:

— А ты сама?

Но новое время внесло перемены в жизнь Айно. И она возненавидела это новое время. Как близко было счастье: загородный дом с теннисной площадкой и бассейном, заграничная собака величиной с теленка, спортивный автомобиль, положение в обществе, зависть подруг и гости к ужину…

Поэтому Айно сжимала кулаки и ждала, когда начнут падать листья…

Трудно быть матерью. Еэва все понимала, но не могла ничего изменить, их семейная тележка катилась дальше сама по себе…

Все уже сидели на местах, готовые к отъезду, и Еэва должна была торопиться. Ветер разрывал тучи и сушил землю.

3

Как и обещал инженер Ситска своей внучке Трине, вышло солнце. Сильный ветер прошелся волнами по созревающим хлебам, слетевшаяся неизвестно откуда стая крошечных бабочек играла над дорогой. Проводник — его прозвали Рыжиком из-за цвета волос — сорвал у края дороги пригоршню стручков гороха и бросил прямо на колени Кристине.

Все новые деревни попадались навстречу. Одни с резными наличниками на окнах домов и высокими заборами, другие с завалившимися соломенными крышами и глиняными печными трубами. Даже сама природа по-разному относилась к этим местам. Некоторые деревни она совсем лишила леса, даже кустарник покрупней трудно было найти в окрестности; а цветы на подоконниках были хилые, с прозрачными водянистыми стеблями.

Обоз поднялся на взгорок. Кристина всплеснула руками и вскрикнула. Внизу в пышной зеленой долине раскинулась деревня, с облезлой мечетью и полумесяцем на остром минарете. Полная солнечного тепла река змеилась перед их взором.

Вокруг цвели синие-синие поля льна, и Рыжик шел рядом с телегой и выискивал тему для разговора, чтобы только быть около Кристины и смотреть ей в глаза. И он тоже назвал девушку цветком.

— Тчечек, — сказал он.

К ним торопился Рууди Популус в шапке с козырьком-клювом и в дождевике, за ухом — полевой цветок. Старик выглядел крепышом: мускулистые икры, мощный загривок, и животик в меру, и маленькие умные глазки, и мохнатые брови, под которыми хорошо скрывать усмешку, толстый нос и красные щеки. А руки его заслуживали отдельной главы: тяжелая работа не косметика.