Девушка выбирает судьбу - [138]

Сегодня я прямо с передовой принес в редакцию фронтовой газеты «Советский воин» небольшую заметку. Редакция помещалась в единственной комнате. Возле черной круглой печи в углу стоял грубо сколоченный стол. За ним сидел редактор. Он не переставая кашлял. Шинель, наскоро переделанная из солдатской на офицерскую, мешковато висела на его плечах. У него было одутловатое, со следами оспы, лицо и реденькие седые волосы, видимо, плохо поддававшиеся расческе. Направо и налево от редактора располагались заведующие отделами и литсотрудники. Все они что-то торопливо писали.

— А, гвардии сержант, с передовой пришел? Ну, выкладывай, что принес, — приветливо просипел редактор простуженным голосом и, невзирая на свой майорский чин, по-дружески протянул мне озябшую руку. Он быстро пробежал мою писанину и повернулся к щеголевато одетому ответственному секретарю:

— Товарищ лейтенант, очень интересная информация, постарайтесь обязательно поместить ее в этот номер.

По-военному отдав честь, я вышел из комнаты. В полутемном коридоре я едва не сбил с ног человека.

— Кто вы такой? — виновато спросил я вместо извинения.

— Я Алдонгаров.

— Вы — художник Алдонгаров?

— Да.

— О, нам очень нравятся ваши рисунки. Вы настоящий мастер!

— Выйдемте на улицу, — и Алдонгаров, как все близорукие, начал на ощупь искать дверную ручку. Видимо, очки помогали ему плохо.

Когда мы вышли на улицу, он внимательно осмотрел меня как старого знакомого, с которым давно не встречался. Потом с любопытством спросил:

— Вы из какой части? Не возражаете, если я напишу с вас портрет?

— Ну зачем?..

— Не отказывайтесь. Вы мне понравились, как говорят, с первого взгляда. Обязательно буду вас рисовать! — оживился художник. — Давайте познакомимся: зовут меня Жубанияз. А фамилию вы уже знаете.

Я тоже отрекомендовался.

— Догадываюсь, что вы любите изобразительное искусство. Не хотите ли посмотреть нашу выставку художников-фронтовиков? Только сегодня открылась, — предложил Жубанияз.

Я с радостью согласился.

Фронтовой клуб размещался в здании бывшего районного дома культуры. Его ободранные и закопченные стены со следами пуль и осколков свидетельствовали о том, что здесь шли кровопролитные бои.

В небольшом зале столпилось множество народу. Большинство посетителей собралось возле рисунков в центре зала. Я тоже было направился туда, но Жубанияз меня остановил:

— Давайте, посмотрим все по порядку.

Я согласился, но мне не терпелось поскорее оказаться возле тех рисунков. «Наверное, интересные карикатуры», — торопился я.

Жубанияз, как человек, знающий и чувствующий живопись, начал неторопливо рассказывать о каждом рисунке и полотне, об их авторах. Меня же тянуло к тем рисункам, возле которых собралось так много народу. Может быть, поэтому я плохо слушал, что говорил мой новый знакомый.

Наконец вот они. Но это не карикатуры. Здорово! Это же наш генерал. Он первым из всех генералов получил высокое звание Героя Советского Союза. Наш Антон Иванович Серебряков — прекрасный человек и любимец солдат. Все пять рисунков были посвящены ему: на одном он прищуренными умными глазами лукаво смотрит на нас, на другом — сосредоточенно, нахмурив брови, ведет наблюдение за полем боя, на третьем — отдает распоряжение полкам.

Я стал проталкиваться поближе, чтобы рассмотреть каждую черточку его лица. Но добраться до рисунков было непросто: кругом стояли одни офицеры. «Всех не переждешь», — решил я и, не обращая внимания на чины, протиснулся к рисункам.

Кое-что в них было недоделано, незакончено. Однако в каждом рисунке слышалось живое человеческое дыхание, чем дольше и внимательнее всматривался я в них, тем глубже раскрывались передо мной душа, характер, воля нашего генерала. А как все точно подмечено: и обветренное скуластое лицо, и умные добрые глаза, и усмешка в изогнутых губах, и прямой подбородок, свидетельствующий о твердом характере человека, и короткая сильная шея, какие бывают у людей волевых и настойчивых, и упругая, литая фигура.

Молодец художник! Я посмотрел в нижний угол рисунка. Сердце у меня застучало так, будто я увидел имя любимой девушки. Под каждым написано: «Рис. Ж. Алдонгарова».

Можете представить, какова была моя радость!

Высокий мужчина средних лет с седой шевелюрой (потом я узнал, что это известный искусствовед) очень тепло отзывался о рисунках, даже сравнивал их с работами известного русского художника Н. Жукова.

— Когда вы возвращаетесь на передовую? — перебил мои восторги подошедший Жубанияз.

Я схватил его руки и так сжал, что захрустели тонкие, как у девушки, пальцы.

Потом схватил его и закружил.

— Ну, хватит. Голова болит, — взмолился Жубанияз.

Получив разрешение у редактора, Жубанияз вместе со мной пошел на передовую. От штаба дивизии до нашей роты было около трех километров. В дороге мы разговорились. Жубанияз оказался из Кзыл-Ординской области, вырос в семье кочевника-скотовода.

Я слушал этого щуплого на вид человека и думал о том, какая огромная творческая сила наполняет его душу.

Он доверчиво рассказывал мне о своих замыслах, о том, какие хочет создать картины. И от его слов становилось теплее, душа словно бы очищалась от кровавой скверны войны. И мне тоже захотелось стать таким же одухотворенным и возвышенно чистым, как он.