Девушка с нижнего этажа - [46]

— Что ж, тогда за первую любовь. — С этими словами он осушает стакан, несколько раз дернув кадыком. Потом начинает обнюхивать стакан.

— Пахнет водой из канавы. Что это было?

— Желтки, вустерский соус и щепотка белого перца. В перце весь секрет. Он помогает там, где мы этого совсем не ждем: от отеков, синяков и похмелья.

Мерритт закашливается, с глухим стуком ударяя пустой стакан о стол. У него начинает дергаться грудь, и он, зажав рот одной рукой, выбегает во внутренний двор.

— Никогда не подводит, — пожимает плечами Ноэми, помешивая кашу. — Сегодня у нас овсянка и персиковый джем. Дикобразу придется либо поесть, либо остаться голодным. Август стал последней каплей. Особенно сейчас, когда с трамваями такой кавардак. Сегодня велосипед мог бы здорово меня выручить.

— Она не станет это есть.

Ноэми со звоном передвигает кастрюли на плите.

— Ладно, — вздыхает она. — Я приготовила ветчину. Отрежь себе, если хочешь.

Я с готовностью хватаюсь за нож.

Ноэми вытирает руки о фартук.

— Я все думала о суфражистках.

— Что именно?

— Пятнадцатая поправка должна была улучшить нашу жизнь, ведь наши мужчины получили право голоса. Но тут у нас стали забирать и это. Как будто нам под нос ставят тарелку с горячим печеньем, и не успели мы попробовать, как с нас требуют пять долларов. А если придешь с пятью долларами в кармане, то тебе все равно откажут. Тебе зададут задачку: если у тебя есть шестнадцать кур и тридцать семь петухов, то где похоронен Резерфорд Б. Хейз?

— Не знаю, при чем здесь птицы, но Резерфорд Б. Хейз родом из Огайо.

— Неверно. Это вопрос на засыпку. Хейз еще жив. Я к тому, что все специально усложняют. Так вот, если женщины получат право голоса, возможно, у нас откроется второе дыхание. Мы упорнее включимся в борьбу. Суфражистки говорят, что Пятнадцатая поправка должна была дать право голоса всем гражданам, не только мужчинам. Мы должны этого добиться. — Ноэми энергично перемешивает похлебку. — Только представь, Джо: если женщины получат право голоса, то все вокруг может измениться. — Ноэми стучит о край кастрюли ложкой и гремит крышкой. — Собрания проходят в понедельник вечером в баптистской церкви. Если хочешь, пойдем вместе.

Я воображаю себе суфражисток — прогрессивно настроенных представительниц среднего класса в накрахмаленных юбках до пола. У меня с этими женщинами мало общего. Живущие в тени могут уцелеть, только если не будут высовываться, если не будут махать кулаками. И даже если женщины получат право голоса, китайцы все равно останутся не у дел.

Ноэми смотрит на меня с надеждой.

Одно дело — писать об этом, скрывшись за именем мисс Ягодки. Совсем другое — заявлять о своей позиции как Джо Куань.

— Я подумаю.

Девятнадцать

У Старины Джина много работы, и две ближайшие ночи он проведет в поместье у Пэйнов. Хоть он и говорит, что во всем виноваты приближающиеся скачки, я не могу не принимать это на свой счет. После перебранки из-за письма наши отношения изменились. Наверное, мой названый отец надеется в скором времени выдать меня замуж и поэтому не торопится восстанавливать былую гармонию. Я сажусь на скамейку в середине трамвая. Я слишком устала, чтобы идти пешком, но при этом ругаю себя за слабость. Сегодня запах нечистот и изнуренных тел ощущается острее, чем обычно. Небо затянуто бурыми тучами, которые напоминают пену от вареных костей.

Оказавшись дома, я тщательно намываюсь ячменным отваром. Уже среда, и Нэйтан, наверное, переживает, что окончательно спугнул мисс Ягодку.

Взяв кусок зеркала, в которое Старина Джин смотрит, когда бреется, я разглядываю нижнюю часть своего лица: жемчужина под губой, округлый подбородок. Можно ли распознать в человеке китайца, увидев лишь пару фрагментов его лица? В тот вечер было очень темно. Что ж, мисс Ягодку так просто не напугаешь. Она, словно сыпь, появляется снова и снова, и каждый раз она своей неотступностью раздражает все больше.

Я поднимаю подбородок и упираюсь кулаками в бедра. Лицо, отраженное в зеркале, уже не выглядит таким тоскливым, но боль от размолвки со Стариной Джином продолжает терзать меня изнутри.

Мне очень хочется написать о новых правилах проезда в трамвае, но это еще более противоречивая тема, чем «Обычайки».

В ящике Старины Джина осталось всего два листа бумаги. Нужно было купить в магазине Баксбаума про запас. Я заглядываю в ящик с тканями и с удивлением обнаруживаю, что куски красного шелка соединились, превратившись в пиджак с нагрудным карманом. Над рукавами еще надо поработать, но Старина Джин уже разгладил воротник. Старина Джин все делает очень аккуратно. Выдавая замуж свою дочь, он остается верен себе.

Складывая ткань в ящик, я задеваю крошечную коробочку, которая тоже принадлежала жене Старины Джина. Я приподнимаю крышку, и мне в нос ударяет сладковатый аромат можжевельника. Шелковая обивка по-прежнему сохраняет форму табачного пузырька, который некогда хранился в коробочке. Сам флакончик потерялся, но крышечка осталась: это нефритовая бусина, к которой прикреплена ложечка, чтобы доставать табак. Я однажды попросила у Старины Джина эту коробочку, чтобы хранить в ней ленты, но он покачал головой.