Девушка из штата Калифорния - [23]

Бумаги мои оказались в порядке, но для присвоения мне статуса оставалась одна загвоздочка (как же без нее!) – не пришел ответ из ФБР о моих отпечатках пальцев. Этого ответа придется подождать месяцок-другой-третий. Они ведь тут никуда не торопятся.

Кстати, о «чернокожести». Тут не принято произносить слово «негр», это считается, что попахивает расизмом. Так считают американцы. Можно сказать dark-skinned (темнокожий), а общепринятым нейтральным приличным выражением считается African American (американец африканского происхождения). И хоть это звучит длинновато, но опасаясь быть заподозренной в каких-то расистских настроениях, я всегда употребляю эту фразу. Вообще «расист» – это здесь так же ужасно, как и «убийца». Поэтому, находясь в этом смешении рас, всегда помнишь, где и что удобно говорить. Например, многие калифорнийцы не любят мексиканцев. Майк тоже не преминет их ругнуть. Когда ведет машину, например, он считает, что они никудышные водители и всегда и везде норовят ему встать поперек дороги (уже не говоря о том, что все финансовые программы, которыми пользуются латиноамериканские иммигранты, осуществляются на деньги среднего американца-налогоплательщика). Но у Майка есть близкий друг, который наполовину мексиканец по происхождению, и когда мы у него в гостях, ни слова не произносится о мексиканцах. Так же другой друг Майка женился на мексиканке, по поводу чего Майк долго негодовал и возмущался.

Вот так пока наша встреча с властями и закончилась на знакомой ноте «Ждите ответа, ждите ответа, ждите ответа..». Но через три недели мы опять поехали туда за моим разрешением на работу. Я ожидала опять интервью и расспросов. Но на сей раз все было неожиданно быстро. В комнате средней величины за стойкой работало всего три чиновника, и они с поразительной ловкостью за полтора часа успели обслужить человек тридцать от начала до конца, то есть каждый из нас уже получил готовое разрешение на работу с фотографией. Было даже обидно, что никто со мной не поговорил. Только пока ждали готовых удостоверений, один мужчина меня спросил, не румынка ли я. Обычно спрашивают «не француженка, не немка ли», русские и в голову никому тут не приходят. Я ответила, что я не румынка, и мы с ним побеседовали о Европе, о том и о сем. Он даже что-то по-русски попытался сказать.

И вот я, окрыленная наличием права на работу, такого долгожданного и желанного (год и одиннадцать месяцев), птицей вылетела из лифта в вестибюль, где меня поджидал Майк. Очень глупо и беспочвенно (как вскоре оказалось) уверенная в том, что теперь-то я уже считай что при работе. Увы! Все оказалось намного сложнее. О моих многострадальных поисках работы я поведаю в следующей главе, т.к. это отдельная нелегкая страница моей американской истории.

Март, 1997 г.

9

Прошлый рассказ я закончила тем, как счастливая выпорхнула из здания INS (иммиграционной службы) Лос-Анджелеса с удостоверением, дающим право на работу. Еще бы, просидеть почти два года без работы – это не для меня. Тем более, что жить на одну зарплату вдвоем, это, значит, едва сводить концы с концами. И хоть американские концы (тут в моей ситуации) с русскими не сравнить, но тем не менее, пословица тут эта очень подходит. «Работает» (works), как сказали бы американцы. У них все работает: отношения (relationship) между людьми, какая-то деталь или обстоятельство в какой-то данной ситуации, и т. п.

И вот я, твердо уверенная в том, что я уже почти при работе (ах, святая простота!), полетела на крыльях надежды искать работу. А буквально, я, безмашинная, побежала, пошла и поехала автобусами. Причем за первые три дня я так находилась-набродилась (пешочком с мешочком), что разболелась моя слегка травмированная в годы отрочества спина. Я уже привыкла к недомоганиям в спине иногда, поэтому решила, что не буду ждать, пока она перестанет ныть, а все-таки потихоньку пойду и поеду по намеченным маршрутам. Приготовив пакет необходимых бумаг, я принялась обходить (и объезжать) все школьные районы в пределах разумной досягаемости от моего дома. Здесь это называется «объединенный школьный район», что-то типа РОНО в советское время. В каждом из них я заполняла бесконечно длинный бланк заявления, с указанием моего профессионального и образовательного бэкграунда (professional and educational background) – дословно «фон», в данном случае «уровень». Я приготовила для себя шпаргалку с записью моего рабочего стажа, имен, телефонов людей, способных рекомендовать меня. Ведь изюминка тут была в том (у меня всю жизнь какие-то изюминки, происшествия и пикантные ситуации), что я, русская, иду и заявляю, что я – незаменимый и отменный преподаватель английского языка здесь, в Америке. Правда, я еще до того не обнаглела, чтобы пытаться преподавать его американским деткам (для которых английский родной язык). Пока только иностранцам. Я с детьми и не работала никогда в жизни, а с американскими (разбаловщиной) и вообще не горю желанием. Кстати, учительские права для средних школ (high schools) здесь в, Калифорнии, сделать сложнее, чем для преподавания в школе для взрослых, надо сдавать очень сложный (многопредметный) экзамен.